Альтераты. Соль - [27]

Анна почувствовала холодок, стекающий по спине:

— То есть они еще и говорить могут?

Девушка бросила на нее короткий оценивающий взгляд и снова уставилась в свои записи.

— Само собой, — отозвалась, когда поняла, что новая знакомая с веником из волос на голове не собирается отставать и будет пялиться до вечера. — Хотя, как бы это не совсем речь в привычном нам понимании. Это скорее тень речи.

— А кто это? Что им от меня нужно?

Рыжая небрежно пожала плечами:

— Тебе виднее.

Аня закусила губу. Новая знакомая смотрела то враждебно, то равнодушно, как издевалась. Но она хоть что-то понимала в происходящем.

— А если я тоже не знаю? Скажи, что это может быть?

Незнакомка снова посмотрела за спину Анне.

— Похоже, охраняют. У тебя в роду цариц не бывало? — последняя фраза была брошена с явной иронией. Анна закатила глаза.

— Черт возьми, я теперь боюсь одна находиться. Доктор говорит, что я сумасшедшая, теперь эти зрительные галлюцинации.

— Это не галлюцинации, это соль, — рыжая показала на закупоренный флакончик, висевший на груди. — На несколько мгновений стирает границы миров. Можно использовать и для защиты, только не в таких мизерных количествах. Хотя и этим при необходимости можно отбиться.

— Какая граница миров? — Аню осенила внезапная догадка: — Я поняла, ты тоже сумасшедшая.

Рыжая знакомая громко захохотала, так, что обитатели соседней беседки оглянулись:

— Ты прям сама Мисс Очевидность: раз в реабилитационном центре, то значит все кругом психические. Чтоб ты знала, это не психушка.

— Главврач — психиатр, я на табличке в его кабинете видела.

— Ну и что. Здесь же лечат неврозы, депрессии там всякие, психозы в период ремиссии. Психосоциальная реабилитация. И, что самое важное, это частная территория. То есть никаких черных пятен в биографии и медкарте. Так что успокойся. — Девушка кивнула в сторону главного корпуса: — Там, кстати, в VIP-пристройке Grep-Groov лечится от депрессии, сама видела его на пробежке.

Анна прислонилась к стене, дерево немного нагрелось на солнце, но все ещё приятно холодило кожу. Итак, она в реабилитационному центре, частном. Тут отец не солгал. То, что она видит, вот та женщина и её пронзительный взгляд, затонувший корабль, эти отражения в воде — все это, скорее всего, не галлюцинация, как и витязи за спиной. Или?

Новая знакомая отложила блокнот на сиденье, сверху пристроила карандаш. Заговорила неожиданно серьезно, будто доверяя большую тайну.

— Слушай, я их вижу. И я не сумасшедшая. У меня справка есть.

Аня недоверчиво рассматривала рыжую.

— А что ты здесь тогда делаешь? — спросила, наконец.

Казалось, Анна случайно заступила на запретную территорию и не услышит ответ, так потемнели глаза новой знакомой.

— Прячусь, — отозвалась та неохотно, видимо, сама не ожидая от себя такой откровенности.

Аня фыркнула:

— От чего тут можно прятаться? От сицилийской мафии?

Новая знакомая угрюмо покосилась на нее, бросила зло:

— Зато здесь совсем нет зеркал. Эти люди за твоей спиной умерли столетия назад. Это призраки, поняла?

Анна посмотрела на девушку, пытаясь понять, что происходит.

— Кто ты?

— Меня Лерой зовут. Я усопших вижу.

Пятая серия

1

На сердце было гадко, словно душа объелась мухоморов. Отчего-то не отпускало беспокойство, ворочалось в груди неторопливо и навязчиво. Лагерь археологов жил обычной жизнью трудового коллектива, внезапно лишившегося начальника: лениво посапывал в тени, сплетничал от безделья.

До Тима то и дело доходили подробности ночного происшествия. Первое время — прислушивался, но, когда на очередном витке главная героиня истории, дочь московского археолога, налетела на повариху с непонятно откуда взявшимся скифским акинаком, бросил это бесполезное занятие. Скворцова вчера он так и не дождался: Али сказал, что руководитель экспедиции вернулся поздно вечером. Не застал его и утром — тот снова уехал, на этот раз с Али. Вроде как в Анапу, в музей.

Тимофей присел на землю в тени за палаткой Великого и Ужасного Оза. Здесь было прохладно и пахло чабрецом. И было видно море, сегодня особенно ласковое и приветливое. Странно, он видел его каждый день, он им дышал, он знал на вкус все близлежащие гавани и бухты, но каждый раз, посмотрев на сверкающую солнцем гладь, радовался как подросток и не узнавал. Каждый день — как первый.

Медленно одолевала задумчивость и дрёма.

И вот он уже гладит шелковистую волну, а она обнимает его, укрывая с головой.

И тут же — звуки стихли, цвета притупились, осталось только биение собственного сердца.

Прозрачно-бирюзовая пелена перед глазами, крохотные белые блики. Солнце, пробиваясь с поверхности, расслаивалось тонкими невесомыми канатами, будто старалось удержать человека в родной стихии, будто оставляло ориентир и памятку. Тим улыбался ему: море — тоже его стихия. Ведь он усыновлён дельфинами.

Вода стала плотнее, гуще. Вязкая, как смола, обволакивала удушливо, застилала глаза. Сердце сжалось. По позвоночнику — жаркая волна паники. И нет возможности кричать. Он оцепенел. Вокруг — только засасывающая черная мгла.

Море, нежное и податливое всего мгновение назад, ощетинилось ледяными копьями. Словно живые змеи, они опутывали его, тянули на глубину, отрезая путь к спасению. Еще мгновение казалось, будто спасение близко: призрачный свет разливался в ладонях, чьи-то тонкие руки в серебристой ледяной крошке совсем рядом.