Алтай – Гималаи - [30]

Встречные караваны приветствуют друг друга. Всегда спросят: «Откуда?» Никогда не спросят: «Кто вы?» Личность уже тонет в движении. Над караваном несутся возгласы «шабаш», т. е. хороший конец, или «каварда», то есть опасность, внимание. И правда, по крутым откосам желто-гремящего Инда всегда могут быть жесткие потоки щебня, могущие смести коня в кипень потока.

Саспул, открытое, веселое место. Кругом много монастырей. При самой дороге маленький монастырь, а в нем гигантское изображение сидящего Майтрейи. По бокам тоже гиганты – Манджушри[150] и Авалокитешвара. В переднем храме древняя каменная стела с теми же изображениями (век X или ранее). Лама при храме сознательно говорит о Майтрейе. Храм этот мало отмечен описаниями.

Майтрейя стоит как символ будущего. Но видели и знаки прошлого. На скалах изображения оленей, круторогих горных козлов и коней.

Где мы видели такие же изображения? На камнях Северной Америки, на сибирских скалах. Та же техника, та же стилизация и то же уважение к животным. Людских изображений мало. Видели лишь одного стрелка из лука и какую-то вереницу людей, может быть, ритуальную. Через эти изображения Америка и Азия протягивают руку друг другу. На стене полугрота, где мы остановились на отдых, рука неведомых путников также оставила изображение животных.

Базго – старинный монастырь на острых скалах. Такую причудливую линию без всякой мелочности – редко встретишь.

В деревнях ладакских не пахнет гадко. Наоборот, часто слышны запахи курений, дикая мята, шалфей, яблоки и абрикосы.

Прошли Калацзе. Там на мосту была прибита рука «разбойника» Сукамира, пытавшегося завоевать Ладак для Кашмира. Кошка съела кровожадную руку, и пришлось позаимствовать руку у умершего ламы, чтобы символ не пострадал. В Калацзе – уже миссионеры.

Расположение станов от Шринагара до Лэ: Гандербал, Канган, Гунд, Сонамарг, Балтал (Соджи), Матайан, Драс, Карбу, Каргил, Маульбек, Тибетское Карбу, Ламаюра, Нурла, Саспул (Базго), Ниму. Последний можно пропустить, если ночлег в Лэ подготовлен.

Пшеница не боится 12000 футов (~ 3600 м) высоты, а ячмень освоился с 15000 футов (~ 4600 м). Лошадей вместо овса кормят ячменем. Какой-то ветеринар доказывал, что ячмень очень вреден коням, но весь Тибет на деле доказал обратное.

За время войны и революции усилилась торговля Туркестан – Индия. В Лэ назначен особый торговый агент, бывший политический инспектор Гилгита.

Ягнятники бородатые, орланы и пустельги коричневым золотом летают на сапфирах и турмалинах гор.

На Новый год тибетцы приносят Будде свежепроцветшую зелень, ведь тибетский Новый год в начале февраля. В это время в Лхасе уже готовятся к полевым работам. Чем же лучше и свежее, как устремление поднести Будде, нежели свежие ростки, эти первые вести проснувшейся жизни?

Или брать так, как есть, в полной действительности, или предаться в личное суеверие. Конечно, драгоценна действительность. Но тогда нужно взять истинные жизненные факты. Эти факты принесут и трогательную зелень Будде; принесут и мечты о единении народов. Принесут построение новых союзов. А другие факты покажут, как мелочно благополучие бухгалтера и лицемерны поцелуи Лиги Наций. А проверить эти факты можно лишь в пустыне, вне пределов досягаемости, вне сферы влияния; где нет ни клеветников, ни лжецов; где думается все заново; где решения не зависят ни от каких изжитых постановлений.

Смотрим на неисчерпаемо богатые формы скал. Замечаем, где и как рождались образцы изображений символов. Природа безвыходно диктовала эпос и все его богатые атрибуты. Нужно показать, как вливаются формы изображений в горную обстановку. Именно эти формы, нарочитые на Западе, здесь начинают жить и делаются убедительными. То вы ждете появления Гуаньинь, то готова разрушительная стихия для Лхамо,[151] то лик Махакалы[152] может выдвинуться из массива утеса. И сколько очарованных каменных витязей ожидают освобождения! Сколько заповедных шлемов и мечей притаилось в ущельях! Это не неправдоподобный Дюрандаль[153] из Рокамадуры, это подлинная трагедия и подвиг жизни. И Бругума[154] Гессер-хана сродни Брунгильде[155] Зигфрида. Изворотливый Локи[156] бежит по огненным скалам. А под огромным баньяновым деревом сидит в оранжевом плаще саньясин,[157] тот самый и так же точно, как во времена Готамы Будды.

По горам звучит «Ковка меча» и «Клич Валькирий», и «Заклятие огня», и «Рычание Фафнира». Помню, как-то Стравинский собрался уничтожить Вагнера. Нет, Игорь, этот героический реализм, эти созвучия подвига не уничтожить. И музыка Вагнера тоже настоящая, и в горах она звучит необычайно. Регтаймы, фокстроты Вагнера не поглотят. На утесах Тироля и на пизанской вилле Вагнер исполнился настоящего энтузиазма, и его объем годится для высот Азии. А человечество все-таки живет красотою.

Необыкновенный огонь в местечке Ниму. Я был разбужен криком Е. И.: «Огонь, огонь!» Просыпаюсь, вижу силуэт Е. И. на фоне колеблющегося синеватого пламени. Постепенно огонь прекратился. Оказывается, когда Е. И. подошла к постели и прикоснулась к одеялу – вспыхнуло синеватое пламя, теплое, без запаха. Е. И. пробовала тушить руками, но пламя разгоралось все сильней, и тогда она крикнула мне. Огонь прекратился так же, как и начался, без малейшего следа на вещах. Незабываемо это перебегающее пламя, неопаляющее и яркое. Палатка была вся освещена. Как всегда при феноменах, лишь после мы могли обсудить необычайные подробности этого огня.