Алтай – Гималаи - [110]

Интересны одни лишь развалины старого Тибета. Эти древние башни и стены складывали какие-то иные люди. Строители их знали и о Гессер-хане и о Владыке Шамбалы. Здесь были и ашрамы Великих махатм. Но ведь теперь ничего этого не осталось.

Вспоминаю камни «чудских» могил на Алтае; там прошли готы, пропитавшие своим влиянием всю Европу. Вот и в Трансгималаях мы встречаем такие же древние могилы. Находим места древних святилищ, которые рождали мысль о солнечном культе друидов. Мечи северян, жителей Трансгималаев, могли быть выбраны из готской могилы в южно-русских степях. Наплечные фибулы гатских погребений, разве не напоминают они пряжки тибетских племен. И почему Лхаса когда-то называлась Гота? И откуда название племени – готл? Откуда, куда и как двигались гонимые ледниками и суровыми моренами прародители готов? Нет ли в застывшем обиходе северян-тибетцев древних черт их ушедших собратий? Удивительно: один хорпа напоминает Мольера, другой годился бы для типа д'Артаньяна, третий похож на итальянского корсара, четвертый с длинными прядями волос близок портрету Халса или Паламедеса, а тот, черный и мрачный, с орлиным носом, разве он не палач Филиппа Второго? Не будем бояться сопоставлять то, что ярко бросается в глаза.

«Ки-хохо» – несется клич из стана голоков. «Хой-хе» – отвечает наш стан. Так всю ночь взаимно предупреждают врагов о недреманной бдительности стана. Но, конечно, голоки уже осведомились о нашем оружии, учли всю боеспособность. Решение сделано в нашу пользу, и сегодня мы увидим дружественный лик опасных кочевников.

Черная вера бон-по так гармонична с черными палатками. На длинных веревках, как хищные пауки, бесформенно чернеют палатки. Около них черные пятна или отбросов или падали. Сухость воздуха уменьшает зловоние тления. Пронзительный ветер уносит высохшие кости. Вспоминаем широковещательное полномочие ургинского доньера. Как поразительно отличен Тибет на расстоянии. Толкуют и шепчут о восстаниях…

На каждой остановке то же самое. Если остановка у обычного аила, то и хлопот не будет с животными. Если в местечке живет старшина, то уже обеспечены неприятные разговоры. Но если вы попадаете в дзонг или монастырь, то будьте готовы к задержанию. Ничто не приготовлено, несмотря на несколько даиков-писем, посланных вперед заблаговременно. Окажется, что даики вообще не дошли, что будто бы ошибкой их послали в другом направлении. Окажется, что аилы, где имеются животные, очень далеко, и потребуется несколько дней, пока соберут яков и коней. Наконец, окажется, что по обыкновению крестьяне просто не слушают дзонг-пена и не желают исполнять его приказ. Слишком он грабил их, слишком многое за ним известно, и крестьяне взяли его в руки. Опять дзонг-пен предложит нам самим вести переговоры с крестьянами и написать в аилы наше письмо за нашей печатью; и печать должна быть красной, иначе же нам придется простоять около дзонга немало дней. Или так бывает, что один старшина предлагает нам арестовать другого непокорного. Сам ведет нас в его ставку и предлагает связать и отправить в Лхасу. Было и так: наши торгуты накрепко скрутили за спиною руки старшины, и тогда его сородичи пришли с высунутыми языками и согласились исполнить указ далай-ламы. Или губернатор предлагал нам арестовать местного майора и самим везти его связанным в Лхасу. При таком обороте дел майор понизил тон и сделался сговорчивым.

Когда люди лгут для своей выгоды, еще можно, с огорчением, понять их низкие намерения, но когда они лгут против самих себя, тогда все становится окончательно мрачно непонятным. Что только ни рассказывается тибетцами друг про друга, про правительство, про самого далай-ламу. Даже сочетали его с какой-то монахиней. Приписали ему убийство и отравление лам и сановников. Прямо делают из правителя какого-то изверга.

Перед Сага-дзангом два неожиданных перевала, один показан на картах, но другой, еще больший, более 20 000 футов (~ 6 100 м), не указан. Впрочем, эта дорога на картах показана лишь пунктиром. Никто, видимо, по ней не ходил. Есть другая обычная южная дорога, но тибетское правительство посылает нас именно северной неисследованной тропою: пусть, мол, лучше узнают нашу страну.

По пути старшины отказываются давать животных и опять просят вместо паспорта правительства всюду посылать письмо за нашей печатью. Народ не послушает приказа из Лхасы. Но наша сургучная гербовая печать производит большое впечатление.

С гребня перевала показалась мощная белая цепь снежных великанов. Ведь это уже Непал и долгожданные Гималаи по ту сторону Брахмапутры.

Сага-дзонг также маленькое нищенское селение; питаются трупами животных, в ячмень добавляют мелкую гальку. Нас задерживают и опять бесконечно лгут. Менданги осквернены дохлыми собаками и всякой скверной.

В стане некоторое волнение. Мы подходим к Брахмапутре, той самой, которая берет исток из священного Манасаравара – озера великих Нагов. Здесь родилась мудрая Ригведа, здесь близок священный Кайлас, куда ходят пилигримы, предчувствуя, на каком великом пути лежат эти места. Уже попадаются вереницы пилигримов; они с копьями, мрачные и всклокоченные.