Алтай 2009-01 - [37]

— Даю, если вас это устроит, — произнес Яковлев.

— Спасибо, — сказал Кобылинский. — Других гарантий я все равно не получу. Господи, как все изменилось! — Он нервно вздохнул и посмотрел вдоль улицы, в конце которой показалась повозка с пьяными дезертирами. Один из них играл на гармошке, остальные пели революционные песни. — Теперь это видишь каждый день. — Кобылинский отвернулся и опустил голову. — Но так хочется надеяться на лучшее.

— Мне тоже, — сказал Яковлев.

Проснулся он рано. В темные окна комнаты, переливаясь, смотрели крупные весенние звезды. За стенами дома слышалось громыхание повозок, раздавались громкие мужские голоса. Яковлев вскочил с постели, быстро оделся и только после этого посмотрел на часы. Было всего лишь три. До отъезда оставался целый час. Этого времени было вполне достаточно для того, чтобы привести себя в порядок и выпить стакан чаю. Яковлев отодвинул штору и посмотрел через дорогу. Все окна губернаторского дома были освещены. Там, по-видимому, давно не спали, а, может быть, не ложились в эту ночь вообще. У него защемило сердце. Он впервые подумал о том, что вся жизнь императорской семьи висит на волоске. От Заславского с Дуцманом можно ожидать любой провокации. Еще большую провокацию может устроить Голощекин, ставший полновластным хозяином Екатеринбурга. Надеяться можно только на своих людей. На Гузакова и его команду и на тех, кого оставил в селах по дороге из Тюмени в Тобольск. Без них и царская семья, и сам Яковлев полностью находились бы в руках Заславского и Дуцмана.

Гузакова в комнате не было. Он ушел к своим боевикам и сейчас, по всей видимости, уже инструктировал их. Нужно было, чтобы они следили не только за царской четой, но и за людьми Матвеева. Ни на одного из них нельзя было положиться, тем более, что никого из них, ни Яковлев, ни Гузаков не знали.

Ночью подморозило, тонкий ледок хрустел под ногами. Но воздух уже был наполнен весенними ароматами. Вчера вечером Яковлев видел как над Иртышом, сердито гогоча, пролетели на север несколько табунов гусей. Весна наступала неотвратимо и, может быть, сегодня утром была последняя возможность перебраться на лошадях через реку. Ледоход мог начаться в любую минуту, и это более всего тревожило Яковлева.

У ворот губернаторского дома стоял Кобылинский с несколькими офицерами своего отряда. Яковлев за руку поздоровался с ним и негромко спросил:

— Дорога оцеплена?

— Да, — кивнул головой Кобылинский. — На всех прилегающих улицах выставлены посты.

Еще с вечера они обсудили с ним все детали передвижения царя от губернаторского дома до берега Иртыша. Кобылинский, как и Яковлев, не исключал возможной провокации. Ее могли устроить как те, кто прибыл с Заславским, так и люди Дуцмана. На пути к реке засаду можно было сделать в любом из дворов безо всякого труда. С одной стороны улицы могли начать стрельбу по охране для того, чтобы отвлечь ее внимание, с другой — по царю. Вот почему всю ночь и главную лицу, и прилегающие переулки патрулировали специальные наряды отряда особого назначения. Руководил ими Евгений Степанович Кобылинский.

— В начале ночи задержали двух молодых парней, — сказал Кобылинский. — Оказались местные, возвращались со свидания. Около половины первого в одном из переулков мелькнули трое подозрительных. Увидев патруль, тут же скрылись.

— Куда скрылись? — спросил Яковлев.

— В один из дворов. Но когда к дому подошел патруль, во дворе никого не было. Обыскали и дом, и огород и все безрезультатно.

Яковлев нахмурился. Бросил взгляд на грязную, неширокую улицу, полого спускавшуюся к реке, потом повернулся к Кобылинекому и сказал:

— Надо будет выставить людей у каждого дома и, как только мы усядемся, открыть на всей улице калитки и осмотреть каждую ограду.

— Я сейчас же дам распоряжение об этом, — сказал Кобылинский.

— Будьте добры, Евгений Степанович. — Яковлев поклонился и направился к крыльцу губернаторского дома.

Около него стоял Авдеев и о чем-то разговаривал с солдатами охраны. Увидев Яковлева, подобрался и отступил в сторону. Но когда Яковлев бросил на него взгляд, тут же сделал шаг вперед и сказал:

— Я должен ехать в одной повозке с царем.

— Кто вам сказал об этом? — сделав удивленное лицо, спросил Яковлев.

— Товарищ Голощекин, — сказал, как отрапортовал, Авдеев.

— Когда он об этом распорядился?

— Вчера вечером, — ответил Авдеев, и его острое лисье лицо подалось вперед, словно он хотел обнюхать стоявшего перед ним человека.

— А больше он ничего не передавал? — Яковлев впился глазами в Авдеева.

— Ничего, — пожал плечами Авдеев. — Разве только то, что в Тюмени нас будет ждать екатеринбургский отряд.

Яковлев побледнел, опустив глаза, но сказал совершенно спокойно:

— С бывшим царем поеду я. Но для вас место тоже найдется. Вы поедете в повозке с Матвеевым. Идите к нему и скажите об этом.

Внутри у Яковлева все кипело. Операция по перевозке царя уже с первой минуты выходила из-под контроля. В голове сидел один и тот же вопрос, на который он не находил ответа: почему екатеринбургское ЧК так бесцеремонно вмешивается в операцию? Почему Голощекин не предупредил его, что высылает в Тюмень свой отряд? Такие распоряжения не отдаются по своему усмотрению, их надо согласовывать с первыми лицами государства. С кем Голощекин мог согласовать это? Только со Свердловым. Ленин об этом, скорее всего, ничего не знает. «Может связаться с Лениным? — подумал Яковлев и тут же ответил сам себе: — Сейчас это невозможно. В Москве глубокая ночь, а откладывать отъезд нельзя. На Иртыше с минуты на минуту начнется ледоход. И тогда в Тобольске придется застрять на целую неделю. Да и что значит связаться? Посеять у Ленина недоверие к Свердлову? Неужели он поверит мне больше, чем человеку, которого сделал вторым после себя в государстве? Игра в политику на таком уровне слишком опасна».