Алтай 2009-01 - [33]
— Вы знаете хоть одного человека, не совершившего в жизни даже малейшего греха? — спросил Яковлев, глядя в глаза Кобылинскому.
— Знаю. И не одного, — не задумываясь, ответил Кобылинский.
— И вы можете мне их назвать? — Яковлев с удивлением посмотрел на Кобылинского, удивившись детской наивности полковника.
— Конечно, — ответил Кобылинский. — Вы только что разговаривали с ними. Я имею в виду Великих княжон, а также Цесаревича Алексея. Вы в этом сомневаетесь?
— У меня сегодня голова идет кругом, Евгений Степанович, — честно признался Яковлев.
— И у меня тоже, — сказал Кобылинский. — Подумайте о Пилате. Я не зря вспоминал о нем.
Яковлев опустил голову и ничего не ответил. На его руках было много невинной крови. Он проливал ее, добывая деньги для революции. И вот она совершилась. Неужели и теперь будет литься кровь? Пора бы остановиться, иначе можно дойти до озверения. Разве ради этого делалась революция?
Из раздумий его вывел соглядатай Голощекина Авдеев. Яковлев не видел его со вчерашнего дня, не знал, чем он занимался в Тобольске. Авдеев так спешил, что, остановившись перед Яковлевым, несколько мгновений от волнения не мог произнести ни слова. И только успокоив дыхание, тяжело выдавил из себя:
— Из Омска прибыл отряд во главе с комиссаром Дуцманом.
— Ну и что? — не понял Яковлев. — Какое нам дело до какого-то Дуцмана и его отряда?
— Они хотят увезти в Омск царя и его семью.
— Так уж и хотят? — Яковлев саркастически усмехнулся, повернулся к Кобылинскому и произнес: — Чудны дела твои, Господи. Не так ли, Евгений Степанович?
— Здесь ведь уже почти две недели находится и екатеринбургский отряд во главе с Семеном Заславским, — заметил Кобылинский. — Он несколько раз был у меня и требовал того же, что и Дуцман.
— Мои люди уже сообщили мне об этом, — нахмурившись, произнес Яковлев, помедлил немного и, подняв глаза на Авдеева, приказал: — Скажи Матвееву, чтобы сейчас же собрал солдатский комитет. Пора кончать со всей здешней самодеятельностью.
— Революция — это стихия, — заметил Кобылинский. — Она вся состоит из самодеятельности.
— Стихия — это бунт, — сказал Яковлев. — А революция — хорошо организованное движение масс.
В большой комнате солдатского комитета отряда особого назначения, куда Яковлев вошел вместе с Кобылинским, его уже ждали. За большим длинным столом с одной стороны сидели Матвеев и его комитетчики, с другой — двое незнакомых и примостившийся около них Авдеев. Как только в комнате появился Яковлев, со второго этажа, громко стуча сапогами по лестнице, спустился Гузаков. Подойдя к Яковлеву, остановился чуть сзади него с левой стороны. Такую позицию занимают телохранители для отражения нападения. Яковлев неторопливо расстегнул пальто, снял его и передал Гузакову. Тот перекинул пальто через руку, но остался стоять рядом. Все молча наблюдали за этой сценой. Первым не выдержал Матвеев.
— Товарищ Яковлев, — громко сказал он. — В городе объявился еще один самозваный отряд, который требует передачи ему царя и его семьи.
— Что за отряд и кто его послал сюда? — неторопливо, умышленно придавая барскую уверенность голосу, спросил Яковлев.
— Вот перед вами сидит товарищ Дуцман. У него полномочия Омского городского совета рабочих и солдатских депутатов.
— В Тобольске полномочия имеет только один человек, — негромко сказал Яковлев и увидел, как Дуцман, вытянув шею, насторожил ухо. — Это я. Мои полномочия даны мне Лениным и Свердловым и вы все об этом знаете. — И, повернувшись к Дуцману, спросил: — Где находится ваш отряд?
Узколицый Дуцман, с маленькой черной бородкой клинышком еще недавно вальяжно сидевший в расстегнутой шинели за столом, встал и настороженно забегал глазами, переводя взгляд с Яковлева на Кобылинского и Матвеева. Затем нервно застегнул шинель на все пуговицы и сказал:
— Отряд приводит себя в порядок. Я дал команду разместить его на частных квартирах. Сам хочу устроиться в этом доме.
— Относительно дома не могу сказать вам ничего конкретного, — равнодушно произнес Яковлев. — Здесь всем распоряжается товарищ Матвеев. А вот о вашем отряде скажу со всей определенностью. Чтобы через два часа на этом столе лежал список всех его членов с адресами расквартирования. Согласно моему мандату все отряды, находящиеся в Тобольске, подчиняются только мне. Вам все понятно, товарищ Дуцман?
— Мне надо посоветоваться со своим отрядом, — сказал Дуцман, опустив глаза.
— Советоваться не о чем, — отрезал Яковлев. — Но поставить своих бойцов в известность о том, кто кому подчиняется в Тобольске, необходимо. И на счет списка не забудьте. Я вам говорю это со всей серьезностью. У нас каждый человек на счету и сегодня более чем когда-либо необходимо единое руководство всеми нашими силами.
— Я могу идти? — спросил Дуцман.
— Можете, — ответил Яковлев. Повернулся к Гузакову и сказал, словно укоряя: — Чего держишь до сих пор пальто в руках? Повесь на вешалку у двери.
Затем взял левой рукой стул, на котором сидел Дуцман, поставил его в торец стола и сел, показывая, кто здесь хозяин. Кобылинский стоял, не зная как себя вести. Яковлев попросил его сесть справа от себя. После этого сказал:
«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».
«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.