Алтарь Тристана - [14]

Внезапно Ирина осеклась и, вытянув шею, повернула голову к двери. Александре тоже послышался шум в коридоре. Теперь она отчетливо различила звук приближающихся шагов. Шаги остановились прямо за дверью. Ручка повернулась (художница с удивлением отметила, что ее сердце забилось при этом быстрее, хотя бояться было нечего) и вернулась в прежнее положение. Женский голос произнес:

– Ты здесь?

– Да, – не сразу ответила Ирина. – Я переодеваюсь.

– А эта, из Екатеринбурга… Она ушла? Я не слышала.

– Ушла, – хладнокровно заявила Ирина. – Что ей тут делать? А ты-то сама уходишь или ночевать здесь собралась?

Нина приглушенно рассмеялась.

– Уйду, не переживай. Вот чай Виктору заварю и уйду.

– Я заваривала чай в обед…

– Да я его выплеснула, пить же невозможно! Бурда. Ты никогда ничему не научишься толком…

И шаги удалились. Ирина вполголоса, с горечью заметила:

– Характерная сцена! Чай, конечно, я завариваю как полагается, не хуже, чем делает она. Но ей важно унизить меня, и в глазах свекра, и в моих собственных… Показать, какая я неумелая, безрукая… Нина мне сказала однажды, что, если бы я осталась во Франции и продолжала там в голом виде задирать ноги на сцене, толку было бы больше.

– Не мое это дело… – осторожно начала Александра, – но, кажется, разумнее всего было бы вызвать сюда вашего супруга. Только он один сможет успокоить старика и окончательно выгнать Нину.

– Это исключено, я вам уже говорила, – отрывисто произнесла Ирина. – Иван не приедет.

– Но если отец болен, почти при смерти, разве нельзя взять пару дней отпуска?! Неужели контракт настолько жесткий?

– Настолько, – мрачно ответила молодая женщина.

– Простите, – Александра смотрела на нее с недоумением, – но я никогда не слышала, чтобы человек не мог приехать к умирающему отцу. Может, я не слишком осведомлена о том, как все происходит в театральной среде…

– Иван незаменим, неужели не понятно? – с досадой ответила Ирина. – На нем держится все шоу. Если художник исчезнет хоть на пару дней, хоть на день, все окажется под угрозой. А это огромные деньги. Я два года объясняю ситуацию старику, а он не верит, и теперь вот вы…

– Я только спросила. – Александра коснулась дверной ручки: – Можно мне идти? Поздновато уже.

Ирина, встрепенувшись, встала с кушетки:

– Погодите, надо дождаться, когда Нина уйдет. Я ведь сказала ей, что вас тут уже нет.

– Но не могу ведь я тут ночевать… А если она задержится?

– Посидите здесь тихонько, я ее попробую поторопить.

С этими словами Ирина отперла дверь, выскользнула в коридор. Александра услышала, как в замке снаружи повернули и вынули ключ.

Женщина со вздохом опустилась на кушетку. Она могла бы отпереть замок изнутри и уйти, не прощаясь. Но ей вовсе не хотелось столкнуться в передней с Ниной и выслушать неприятные вопросы, которые, как она догадывалась, та отлично умела задавать. Оставалось ждать.

Прислушиваясь к звукам чужой квартиры, художница различала где-то приглушенные голоса. Казалось, неподалеку ожесточенно спорят: один голос говорил быстро и словно сердито, второй отрывисто возражал. Слов разобрать было невозможно, но интонации звучали красноречиво. «Этак они до полуночи будут ругаться! – Александра взглянула на часы. – А мне-то что делать?!»

Внезапно в замке щелкнул поворачиваемый ключ. Женщина встала, ожидая увидеть Ирину и одновременно удивляясь ее внезапному возвращению, – казалось, именно ее голос она только что слышала. Но когда дверь отворилась, Александра оторопела. На пороге стоял хозяин квартиры.

Он оказался высоким, этот худой старик, закутанный в стеганый вельветовый халат. Тощая морщинистая шея торчала из ворота свитера, придавая ему сходство со стервятником. Застывшее страдальческое выражение глаз внушало сочувствие даже поневоле. Александра, внутренне занявшая сторону Ирины, все-таки жалела старика, которому не суждено было перед смертью повидаться с единственным сыном.

Виктор Андреевич стоял, подавшись вперед, опершись обеими руками на трость. Он пристально смотрел на Александру, его лицо не выражало и тени удивления. Казалось, он был заранее уверен в том, что обнаружит в комнате невестки только что ушедшую гостью.

Александра, сделав неловкий жест, который должен был символизировать извинение, проговорила, глядя ему в глаза:

– Я задержалась. Сейчас уйду.

– Стойте! – Слабый, бесцветный голос прошелестел, как сухой лист, растертый между ладонями. – Скажите…

Старик замолчал. Александра, глядя на него, гадала, сколько ему может быть лет. «Восемьдесят? Чуть меньше? А Ирина еще совсем молода. Сколько же лет ее мужу? Может, и он уже в возрасте?»

– Скажите… – повторил старик, едва шевельнув губами.

– Да? – вопросительно произнесла она.

– Вы давно ее знаете?

Он не назвал имени невестки, но Александра поняла, о ком идет речь: так неприязненно исказилось лицо мужчины.

– Я ее не знаю, – ответила художница. – Совсем не знаю.

Старик понял: он напряженно смотрел на губы Александры, пока она говорила, и слегка кивал, словно выделяя каждый слог.

– Не знаете, – утвердительно повторил он, когда женщина умолкла. – А нишу видели?

– Видела.

Виктор Андреевич смотрел выжидающе и тревожно, словно краткого ответа было ему недостаточно. Александра видела, что ее слова ничуть его не успокаивают, напротив, вселяют в старика едва ли не панику. И все же, теряясь в догадках, повторила: