Алрой - [6]
«Молодой Алрой! Запомню. Им тоже нужен господин. Молодой Алрой! Ты прав Мустафа, уберемся отсюда!» — сказал Алчирок и вдел ногу в стремя. Оставляя последнее слово за собой, устращающе закричал: «Эй, пес! Помни о дани!»
Алрой в ярости бросился к воротам, но горячий конь Алчирока унес хозяина, не оставив надежду на успех возмездия.
Гневным, горячим взглядом Алрой преследовал исчезающую фигуру врага. Тот пропал из виду, и Давид вернулся к могилам. Встряска рассеяла умиротворение, которого искал и уж было нашел новый Предводитель. Достичь покоя не легче, чем власти или военных побед. С растревоженным сердцем он добрел до рощи на возвышенной части кладбища.
Молодые сосны окружают мощный кедр. Сверху Алрою хорошо видна зеленая долина. В центре ее расположился мраморный фонтан — вычурное строение, ограниченное витыми колоннами, несущими блистательный купол. Колонны испещрены ивритскими надписями, основания их украшены вырезанными на камне цветочными орнаментами. Заходящее солнце окрасило цветом заката все сущее вокруг. Здесь, на востоке, не столь дворцы, сколь кладбища величественны и пышны.
Час благолепия и красы. Последние лучи скользят по зеленым листам. Воздух недвижен. Вдруг ветерок зашевелил перья томно дремлющих пташек, напомнил о ночной прохладе. Найдется ли столь непреклонно твердый дух, что не разомлеет в сладкой безмятежности уходящего дня?
Поддавшись упоению, Алрой не заметил, как, обманув запрет души, чуждая слеза скатилась по щеке.
«Кажется, очарование природы захватило меня. И все же сердце мое не здесь, мне чудится Земля Обетованная. Уж это не впервой. Вот, вижу себя в древнем Канаане. Мой караван, как дядюшкин, везет богатые товары. Но я не в пример ему свободен. Красивые, тоскливые мечты! И этот ничтожный Хамадан! И сам я жалок в своем бездействии. Былое изгнание народа моего — величие напротив нынешнего рабства иудеев. Нет среди нас восходящей на трон Эстер. Где хитроумный Мордехай? Так не хватает проницательного царского наперстника Даниэля! О, Иерусалим! Взглянуть на стены и башни твои хоть раз, и сердце вдохновится, и не назвать подвига, на который оно не подвигнет меня! Вдохновение потому лучший гость, что является на первый зов. А дядя говорил, что Храм разрушен. Как страшно! Ужели нет надежды?»
Внизу раздались нежные голоса. По обычаю востока, на закате солнца девушки в белых одеждах идут по воду и хором поют. Алрой прислушался.
«Как хорош припев! И звучит пророчески!»
«Вот снова запели. Чудно вливаются голоса в вечернюю тишь.»
«Пророка нашего вещие слова. Знаю: дева Израиля — это народ мой, и Бог вернет ему землю и славу его. Как красиво вьется белая змейка меж темно-зеленых кустов! Кувшины в тонких гибких руках. Вот девушки подходят к фонтану, сейчас наполнят сосуды водой. Первая в цепочке и самая стройная — сестра моя Мирьям.»
«Уселись в кружок. На головах венки, гирлянды цветов на плечах. Шалунья набрала полные ладони воды, прозрачными брызгами осыпала подруг. Смех. Поднялись с травы, зачерпнули кувшинами воду. Вот, вновь запели!»
«Отчего вдруг горькие речи слышу? А вижу что? О, ужас! Человек в тюрбане ворвался в девичий круг! Хор нарушен, и песня прервалась. Крики о помощи. Злодей схватил беззащитную! Товарки бросились врассыпную. О, да это Мирьям в руках Алчирока!»
Бури морской раздирающий рев, молний пронзительных ярость, грома жестокого грохот — с какой стихией сравнить бешенства дух, грудь Алроя сдавивший?
Мертвенно бледный, с силой, удесятеренной исступлением, он сломил ствол молодой сосны. Головой рискуя, страшными прыжками ринулся вниз по крутому склону. Настиг похитителя и с диким звериным вскриком ударил того по темени толстым краем ствола. Алчирок рухнул наземь, Мирьям без чувств упала в объятия брата.
Немой, обессиленный, с опустошенной душой Алрой стоял и держал в руках драгоценную ношу и со страхом глядел в белое застывшее лицо сестры.
Одна из беглянок, самая бедовая, не совладала с любопытством, выбралась из-за кустов и уставилась на три неподвижных фигуры. Увидала, что чужой повержен, а подруга в объятиях своего, и вконец расхрабрилась и, ободряя затаившихся трусих, запела.
С замечательной быстротой вернулась смелость к девицам, и вот уж новый хор готов, и звенит песня.
Одна из девушек ослабила ткань на груди спасенной подруги, другая брызнула ей в лицо прохладной водой. Мирьям открыла глаза, заговорила: «Давид, брат мой?» Он ответил: «Я здесь!» Она сказала: «Беги, спасайся, Давид! Ты поднял руку на их господина!»
«Уверься, сестрица, он будет милосерден. Лишь только он закон переступил, как тут же я помог ему забыть навеки мое деяние и этим справедливость проявить!»
