Альпийский синдром - [3]

– Обгоняли грузовик. Нас бросило под колеса, вы взяли влево – ну и понесло… Дождь, резина лысая, разномерка… Я говорил, что ездить нельзя, но вы же упрямый, – как бы оправдываясь, сказал Игорек и зашипел от боли, неосторожно коснувшись пальцами ранки на локте. – И вообще, раз понесло – сбрасывайте газ, а не наоборот… Говорил же, показывал, – почти со злобой, едва сдерживаясь, добавил он и, словно мальчишка, шмыгнул носом.

«Такое было уже», – внезапно припомнил я другой, более счастливый случай на зимней обледенелой дороге. Тогда выскакивая на горку на слепом повороте, я запоздало увидел две помятые машины у левой обочины, рядом с ними – милицейскую «шестерку» и краснолицего гаишника, толковавшего о чем-то двум сконфуженным мужичкам. Я хотел сбросить газ, но вместо этого почему-то придавил педаль, и «семерка» заскользила – по диагонали, как и теперь, – полетела на машины, мужичков и гаишника, поднявшего навстречу неминуемой погибели изумленное, оцепенелое, какое-то обреченное лицо. В тот раз, опамятовавшись под крик Игорька, я все-таки успел сбросить газ и выровнять руль…

– Так-с! – пробормотал я, пытаясь сосредоточиться, но мысли были вразброд, и я тянул время, придумывая, что сказать Игорьку. – Так-с!

Дождь иссяк, но влажный пар все еще клубился у лица и рук. И вдруг сквозь мокрую листву скользнул короткий, слепящий солнечный луч, и под лучом этим пар рассеялся, сверкнули и ожили хрустальные дождевые капли, а пятачок на обочине раздвинулся, стал многомерным и многоликим. И, как случается после забвения или сна, с четкой, осязаемой реальностью я увидел и ощутил придорожную канаву, зелень, мокрые волосы, прилипшую к телу тенниску и робко постанывающее, провисшее под рукавчиком плечо. А еще – изжеванную «семерку», опершуюся багажником и капотом о скаты узкой канавы и перекувыркнувшуюся в таком положении несколько раз. Господи боже мой, если бы не канава, крышу смяло бы вместе с головами! Если бы не молодые упругие деревца и кусты, принявшие на себя и смягчившие первый удар!..

– А где этот скот на грузовике? – спросил я рассеянно, думая об ином – о том, что выжили чудом, что могли не выбраться и меня не было бы сейчас или был бы, но поломан и раздавлен, что еще хуже, и горше, и печальней. – Ведь видел, что кувыркнулись, что по его вине, и не остановился. Скот!

– Скот, – квело согласился Игорек и поглядел на меня с укором.

– Что смотришь? Ну да, лысая резина, разномерка… Я помню… Но он тоже виноват. Ему бы сдвинуться, пропустить, а он прет по осевой…

Сказав так, я увел глаза и двинулся через кусты к дороге. Игорек пошел следом, тяжко вздыхая и неразборчиво бормоча у меня за спиной.

Выбравшись на песчаную обочину, всю в мелких рябеньких лужах и клочках чахлой травы, мы ступили на шоссе, курившееся мокрым асфальтом, и, не сговариваясь, оглянулись. Несчастная «семерка» была надежно укрыта в густой зелени от чужих любопытных глаз, и это хоть как-то успокаивало: меньше всего сейчас нужны были чужие глаза…

– Останешься здесь. Сколько нужно, столько и будешь ждать, – сказал я Игорьку и ободряюще улыбнулся; улыбка получилась неубедительной и фальшивой, но другой не было теперь у меня. – А я – в Козельск, постараюсь что-то придумать. К Ключареву поеду, Ключарев поможет. Эй, что ты там?

Я проследил за взглядом Игорька и увидел на другой стороне дороги, на обочине, небольшой памятник, – такие с некоторых пор устанавливают на месте аварии родные и близкие погибших. На памятнике была привинчена табличка с именами, у подножия тлел венок из искусственных, выгоревших на солнце цветов.

Сердце у меня вдруг спохватилось и тоскливо заныло.

«Вот оно как бывает! Вот оно как…»

2. Ключарев

За те минуты, что мы с Игорьком стояли на обочине, несколько машин прогрохотали мимо по направлению к городу. «И езжайте, не надо мне вас!» – всякий раз, когда очередная машина удалялась, думал я с облегчением, не без основания опасаясь расспросов, сочувственных взглядов и предложений о помощи, от которых могло выйти только хуже. Но в то же время донимала мысль, что, по всей видимости, придется топать в город пешком, а одежда у меня так же, как у Игорька, местами вымазана в грязи, и плечо точно не свое, уже постанывает и больше прежнего провисает. И, главное, давила уже тоска от осознания содеянного мною.

«Дурак, вот же дурак!» – корил себя я за все то, что случилось со мной сегодня. – Мало того что выпил, так еще за руль сел! Угробил служебный автомобиль… Послушал бы Игорька – подъезжали бы теперь к дому. Так нет же, надул губы: его величество прокурор района – и какой-то водила!.. А его величество законченный идиот, только и всего».

– Игорек, ты вот что, – обернулся я еще раз к водителю и постарался ободряюще улыбнуться, – ты понапрасну не светись на дороге. А я мигом…

За спиной прогромыхало железо, и раздолбанный ГАЗ-53 затормозил у противоположной обочины – так резво, что завизжали тормозные колодки. Водитель, темноволосый крепыш в линялой фуражке, открыл дверцу, встал на подножку и спросил, перекрикивая гул двигателя, нужна ли помощь.

– Нет, все в порядке, – отозвался я и, упреждая незваного помощника, протрусил через дорогу к грузовику. – Если подвезете в город, буду весьма признателен.