Алмазный огранщик - [14]

Если такая смесь на четверть состоит из других металлов, то кольцо считается 18-каратным. В США разрешены сплавы в восемнадцать, четырнадцать и десять золотых каратов. Металл, который добавляется, чтобы сделать кольцо твёрже, определяет и его окончательный цвет: например, от никеля золото становится светло-жёлтым, а от меди — ярко-красным. Комбинируя примеси, получают и другие оттенки.

Американцам чаще всего нравится светло-жёлтая гамма, азиаты обычно предпочитают золото тёмных оттенков, а многие европейцы — чисто медное, или червонное, золото. Эта партия колец была отлита по ошибке в европейском цвете.

Это воспоминание о ранних годах нашей компании я храню в памяти более других: как наша команда из трёх-четырёх человек очертя голову рванула тогда в центр, на завод гальванических покрытий, как мы уговаривали его владельца поторопиться с нанесением дополнительного слоя жёлтого (очень дорогого) золота поверх червонного. И вот мы с моими будущими мультимиллионерами сидим за столом вместе с пятнадцатью пуэрториканскими девушками. Офер и Ая пытаются перекричать друг друга на иврите, обсуждая инструкции, а девушки вторят им на испанском — никто из них не может понять, зачем нужно золотить золото. Но уже очень скоро мы сидим плечом к плечу, ссутулившись над этими алмазными перстнями, и покрываем их специальным составом, который защитит те части, которые мы не хотим золотить.

Потом на свой страх и риск мы завели собственную фабрику.

Помещение было почти такое же — комната с голым цементным полом на манхэттенской улице, разделённая огромными стенами в виде железных решёток. Был там и наш первый настоящий подвал.

И здесь есть что вспомнить! Например, как в ночь переезда мы распороли ковер и ползали вокруг на четвереньках, собирая крошечные алмазные осколки, которые обронили за последние месяцы работы (их набралось несколько сот). Или как наша сотрудница случайно заперлась в новом подвале на всю ночь, а её муж всё интересовался, до какого же времени мы всё-таки работаем. Как я вкалывал до седьмого пота в одном и том же, единственном (шерстяном) костюме среди влажного ньюйоркского лета, потому что мой лама требовал, чтобы я никогда не забывал играть свою роль, — мне полагалось носить костюм каждый день, не помышляя снять его или хотя бы ослабить галстук.

Прошло что-то около шести месяцев на нашей новой фабрике, и пора было принимать решение о новом переезде. Мы были на распутье.

Переезжать нам в Алмазный район или нет? Что, если мы арендуем большие площади, а заказов станет меньше? Что, если мы снимем маленькое помещение, а заказы придут большие — как нам тогда их выполнить?

В результате мы заняли около половины этажа небольшого обветшалого дома, примыкающего к основному району, — это был компромисс между риском прогореть на большом помещении и безопасностью дешёвой аренды. Я руководил сам собой в Алмазном отделе (самой маленькой комнатушке), иногда работал в отделе сортировки (скромной комнате, которая служила ещё и приёмной), а бывало, что и в подвале (маленьком саркофаге, где стоя могли разместиться две мумии). Производство располагалось в самой большой комнате, в углу которой сидел одинокий полировщик.

Почти за год мы удвоили уровень продаж (это повторялось потом в течение около десяти лет), и возникла настоятельная необходимость расширить пространство, пусть даже с риском. Ведь мы буквально сидели друг у друга на голове. Бытовала шутка, что каждому дюйму, который ты занимаешь, соответствовала тысяча долларов зарплаты; на мою долю приходилось тогда дюймов пятнадцать. Из соображений безопасности мы не могли пускать вовнутрь поставщиков алмазного сырья, и потому нам приходилось заключать сделки, стоя снаружи между фойе (которое называлось «западня») и приёмной, чтобы другие алмазные дилеры не слышали первоначальную цену, которую мы давали.

Представьте, каково это — стоять в маленьком, слабо освещённом коридоре с небольшим свёртком, наполненном тысячами крохотных алмазов, стараясь перекричать шум шлифовального цеха за спиной (да так, чтобы тебя не услышали сидящие прямо перед тобой люди), высчитывая суммарную закупочную стоимость, завлекая оппонента расценками и слегка подвигаясь в цене ему навстречу. Ваш оппонент делает то же самое, и всё это часто напоминает дуэль на рапирах в деревенском сортире.

Кстати, насчёт «западни». Это такая особая зона в алмазном предприятии, куда в первую очередь попадает со звонком через наружную дверь посторонний посетитель. Дверь за ним захлопывается, а его самого проверяют через видеокамеру или пуленепробиваемое стекло, и только тогда он — и снова со звонком — проходит через вторую дверь, после чего оказывается, наконец, во владениях компании. Электронный механизм не позволяет, чтобы обе двери были открыты одновременно, и это может привести к забавной (для других) ситуации, когда, уходя последним и пройдя внутреннюю дверь, вы вдруг вспоминаете, что забыли ключи от входной.

Итак, оказавшись перед необходимостью расширения, мы пошли по надёжному пути, выкупив у арендаторов вторую половину этажа. Вскоре и эта площадь была освоена, и на каждого снова приходилось около двадцати дюймов, и тогда мы сняли соседний этаж, присоединив его лестницей. И опять мы съехали на отметку двадцать дюймов, всё время удваивая уровень продаж, и арендовали последний этаж, который ещё сдавался. К сожалению, он был отделён от нас двумя пролетами.