Алмазная тень - [7]

Когда-то там располагалась религиозная община. В парадном зале поклонялись божеству, а остальные помещения и здания служили жилищем для священников и верующих. Поэтому во дворце нет никаких оборонительных сооружений, и всякий может легко туда прокрасться. Конечно, Мютано постарается избавить тебя от природной неуклюжести, но тебе вовсе ни к чему обретать ловкость опытного взломщика. Это место плохо охраняется. Графиня не слишком богата, хотя и не совсем бедна, и ее замок ничего не представляет с точки зрения военной стратегии.

- А если меня поймают?

- Тогда дело плохо, - задумчиво протянул Астольфо, - поскольку тебя узнают и, естественно, предположат, что ты пришел за алмазом.

- Так оно и есть на самом деле.

- После этого они попытаются выведать, явился ли ты по моему приказу и не замешан ли я в какой-то интриге против графини.

- И что я должен ответить?

- Ты решил похитить драгоценность по собственному желанию, ты предал мое доверие, и, услышав обо всем, я приду в бешенство.

- Надеюсь, они удовлетворятся моими ответами?

- После нескольких часов пыток ты, вне всякого сомнения, признаешься во всем.

- Что-то мне расхотелось идти.

- Мютано снабдит тебя великолепным лекарством. Как только тебе начнут угрожать пытками, проглоти всего один шарик. Кончина будет быстра и блаженна.

При этом серые глаза учителя ни разу не затуманились сожалением. Взгляд оставался таким же мягким. Я обратил взор на Мютано. Тот ответил широкой улыбкой и протянул маленькую горошинку цвета гранатового зерна.

- Ладно. Так и быть, - согласился я.

Поскольку ограда дворца была кирпичной и к тому же чуть возвышалась над моей головой, подъемное приспособление состояло из легкой веревки, свитой из конского волоса, к концу которой был привязан железный крюк-трезубец, обтянутый мягкой кожей, чтобы заглушить удар о стену. Обнаженными оставались только острые зубцы. Оружием мне служили короткая шпага с лезвием длиной в три ладони, кинжал с трехгранным клинком, спрятанный в нагрудном кармане замшевого камзола и стальной нож, скрытый в левом сапоге.

- И как мне прикажете драться? - жаловался я. - Если меня поймают, придется сражаться одному против целой толпы.

- Хочешь обвешаться оружием и хлопать на ходу, будто пеликан крыльями? - парировал Астольфо. - Твое истинное преимущество - осторожность и умение оставаться невидимым и неслышимым. Вот единственно верный метод. Лишние клинки только помешают. Кроме того, ты войдешь в замок под прикрытием тени.

- Правда?! - обрадовался я.

Астольфо еще ни разу не позволил мне носить тень. По его словам, я был слишком неуклюж, чрезмерно порывист и не умел плавно двигаться. Даже самая крепкая тень, в которую он, по его словам, облечет меня, скоро превратится в лохмотья, потеряет весь свой темный блеск и покроется пятнами моего пота.

Но теперь мне сулили настоящую тень, ведь мне предстоит настоящее, серьезное задание, а не очередное упражнение для оттачивания искусства и восполнения пробелов в образовании. Конечно, это будет означать, что алое снадобье смерти - действительно яд, а перспектива пыток - не игра воображения.

С каждой минутой мне все больше становилось не по себе, но назад пути не оставалось; я дал согласие и не опозорю себя отказом или колебаниями.

Итак, мне следовало проникнуть во дворец за два часа до рассвета.

- Те, кто веселится допоздна, не встают рано, - пояснил Астольфо, - поэтому сначала небо станет серым, потом предрассветным, и наконец, наступит рассвет. Черная тень будет слишком контрастной, а серая столь же видимой, как и туман. Следовательно, Мютано, нам придется прибегнуть к цветным. Какие оттенки предпочел бы ты для нашего утреннего вора?

Мютано быстро зашевелил пальцами. Я не раз дивился языку жестов, на котором беседовали хозяин и немой слуга, но позже узнал, что они использовали не менее трех жестикуляционных диалектов. Совершенно неясно, на каком они объяснялись сейчас.

Наконец Астольфо лукаво улыбнулся и объявил, что, по мнению Мютано, выбор цветов стоит предоставить мне как обладателю тени.

Изучение цветов тени - дело долгое и сложное, я практически еще не приступал к этому предмету. И поскольку все названные мной оттенки наверняка посчитают неверными, я сделал очевидный выбор:

- Если день будет ясным и солнечным, на небе появятся фиолетовые полосы, которые вскоре сменятся желтыми и серебристыми. Возможно, серовато-коричневый цвет окажется самым подходящим.

Как я и ожидал, коллеги ехидно ухмыльнулись, видя такое невежество.

- Вот что, Фолко, - объявил Астольфо, - еще есть время для короткого урока по подбору оттенков теней.

Он знаком велел Мютано задернуть занавеси на высоких окнах библиотеки, так что мы оказались в полутьме. Затем он подошел к маленькой масляной лампе, стоявшей на небольшом столике, высек огнивом искру, зажег фитиль, поставил за лампой вогнутое, отполированное до блеска зеркало и поманил меня к столу, куда положил листок белоснежной бумаги.

- Сколько видов основного света можно насчитать в этой комнате? - спросил он.

- Два, - ответил я. - Яркий, белый, от лампы с зеркальцем, и более тусклый, мягкий, который сочится через полотняные занавеси.