Алмазная грань - [39]

— Погоди малость, Парамон!.. Сейчас.

Растолкав задремавших ребят, Василий подхватил на плечо зеленый сундучок и пошел к Парамону, поджидавшему у двери.

2

Прав был Парамон. Прогорали старые мануфактуристы.

Травой запустения покрывались дворы заброшенных фабрик. Глухая крапива и молодые березки росли в неположенных местах — на крышах разоренных заводов.

Петр Великий учредил Берг-коллегию, чтобы она вела учет рудных богатств и железоделательных заводов Российского государства. В ведомости Берг-коллегии записали железный завод компанейщиков — Панкрата Рюмина с товарищами, стоявший на реке Туманке в сорока верстах от корниловского хрустального. На окраине уездного города компанейщики поставили плавильню, рядом с ней — контору и каменную церковь. День и ночь дымила единственная домна завода. Оброчные крестьяне отливали котлы и чугуны. Проезжавший здесь академик Паллас, описывая свое путешествие, сказал про городишко, около которого имели компанейщики завод: «Он весьма жалок. Жители его лентяи и враги всякой промышленности». Но неудобств от соседства с лентяями компанейщики не испытывали. Завод работал исправно. По десяти тысяч саженей дров, покупаемых в казенных лесах, сжигала за год плавильня. Тридцать тысяч пудов разной посуды изготовляли здесь за год и переправляли ее на берега Волги, в калмыцкие степи, на ярмарки Малороссии.

В Анзыбее и Богородском, неподалеку от Знаменского, стояли суконные фабрики. По подрядам главного Кригс-комиссариата они поставляли для армии тысячи аршин сукна и каразеи. Стучали ткацкие станы полотняных и парусных фабрик, готовивших оснастку для кораблей. Казна щедро оплачивала заказы. Но появились паровые суда, отпала надобность в парусах, и захирели после того ткацкие фабрики. Задымили где-то далеко на юге большие заводы, поставленные англичанами и бельгийцами поблизости от угольных шахт и железных рудников Новороссии, и покатились под уклон старинные заводские вотчины. Даже потомкам Демидова — князьям Сан-Донато — оказалось не по силам тягаться с англичанином Юзом, бельгийскими и французскими предпринимателями. Они всю Россию завалили дешевым железом, сталью, рельсами, тавровыми балками. Поспевали иностранцы делать и котлы, и чугуны, и печные вьюшки. Привозилось это за сотни верст, а стоило дешевле, чем у Рюмина и иных российских предпринимателей. Пошатнулись маленькие железоделательные мануфактуры. Двадцать лет назад выдал последнюю плавку завод Панкрата Рюмина и закрылся. Только чугунные намогильные плиты, под которыми покоился прах содержателя железного завода, напоминали о том, что в этих местах существовал когда-то такой завод. Развалились стены плавильни, осыпалась плотина на реке; светлая вода, журча, бежала поверх догнивающих свай, опутанных зеленой сетью водорослей.

В летние вечера стаи летучих мышей кружились над заброшенными фабриками. С каждым годом фабричные дворы все гуще зарастали подорожником и сизой полынью. Кое-кто из хозяев этих позабытых могил были живы, но им приходилось заботиться и думать о другом. Ставили новые, винокуренные заводы. Спирт всюду был нужен. Его покупали казенные винные склады, за ним ехали и заграничные купцы. Граф Шувалов на своих заводах выкурил за год пятьдесят тысяч ведер спирта. Глядя на соседа, граф Орлов размахнулся шире: построил завод на тридцать чанов, и еще девяносто тысяч ведер широкой рекой полились в необъятное сивушное море, затопившее всю губернию. По примеру именитых, обедневшие помещики тоже торопились внести свою лепту в пьяное море. «Московские ведомости» не поспевали печатать объявления о продаже имений. Продавалось и закладывалось все: пока были крепостными — мужики, села и старые родовые усадьбы. Продавались земли, леса для того, чтобы где-нибудь появился новый винокуренный заводик с одним заторным чаном. Через несколько лет и этот заводик и родовое гнездо дворянской семьи приходили в полное запустение. В пору быстрого разорения старых мануфактур хрустальный завод Корниловых оставался по-прежнему верным, доходным делом. Правда, еще при жизни Степана Петровича спрос на дорогие изделия стал уменьшаться: меньше требовали хрусталя разорявшиеся господа. Но старик не растерялся и начал приглядываться к новому покупателю, которому необходима была простая посуда — стакан и дешевый графин.

Старинное мастерство шло на убыль.

Горами высились стаканы, стеклянные блюдца, пузатые графины и рюмки вокруг хмурых граверов. Товар шел дешевый, копеечный, впору для извозчичьих трактиров на постоялых дворах. Мастеров тяготила работа, не дающая простора беспокойной мысли и искусным рукам.

Повизгивая, стакан подставлял колесу гладкую поверхность, и веточка вишни ложилась на стенку. Две ягоды — с одной стороны, две — с другой. Готовый стакан отставляли в сторону. В сортировке к стакану прибавляли стеклянное блюдце с двумя вишенками у краев; стопки готового стекла, переложив соломой, забирали в ящик.

Под окнами конторы скрипели подводы. Обозы с товаром тянулись к железнодорожной станции за тридцать верст. Везли товар и летом, и в осеннюю непогоду, но самые большие обозы шли зимой, когда веселые святочные праздники и широкая масленица оставляли недобрую память. Сколько билось при этом загулявшими гостями стеклянной посуды — хозяин трактира не считал: за все щедро расплачивался загулявший купец и храбрый во хмелю извозчик.