Алмаз - [8]

Девушка вздохнула: пора одеваться. Но как же приятно просто постоять у окна! И совершенно безопасно, хоть она и не одета. Аннунчиата шла через сад к дому, то и дело останавливаясь, чтобы срезать увядшие розы. Она несла корзинку, полную собранных в гербарии цветов. «Вот посмотрит наверх, — подумала Аннетта, — и увидит меня голую». Она знала, что Аннунчиате ужасно хочется поднять глаза, но монахиня твердо решила не делать этого. На щеках бывшей узницы гарема появились ямочки. Она уже и забыла, какое прекрасное развлечение — шокировать сестер.

За спиной девушки, на постели, был разложен сегодняшний наряд. День обещал быть жарким, но Аннетта все-таки решила надеть шелковые чулки с вышитыми стрелками. Почти прозрачная сорочка из тончайшего батиста. На воротнике и рукавах — только вошедшая в моду черная вышивка. Она как-то сказала Евфемии, что эта рубашка легче воздуха. Поверх — корсаж, жестче, чем хотелось, но зато с двумя слоями венецианского кружева на вороте. Аннетта сама завязала шнурки, посильнее стянув их на груди, чтобы подчеркнуть округлости.

Можно было попросить одну из конверс зашнуровать, но девушка не любила, когда они совали нос в ее комнату. Охваченная внезапным бунтарством, она привязала кружевными лентами к корсажу расшитую золотом нижнюю юбку из дымчатого шелка, такую прекрасную, что сердце кровью обливалось, когда приходилось прятать се под невзрачной одеждой. Хотела надеть инкрустированные перламутром башмачки: деревянная подошва, каблук высотой девять сантиметров, — но в последний момент передумала и предпочла им мягкие парчовые туфельки.

В завершение туалета убрала волосы наверх. Оставила два локона у висков и аккуратно придала им нужную форму, поплевав на пальцы. Надела на шею две массивные золотые цепи. Талию подчеркивал пояс, с которого свисала цепочка с веером и молитвенником.

Из крошечного проема в стене над изголовьем кровати Аннетта вынула круглый предмет, завязанный в полуистлевшую тряпицу. Развернула ее и достала посеребренное зеркало в раме. Взглянула на свое идеальное отражение. Вот пользоваться зеркалами не разрешалось, но какое ей дело до здешних запретов? Прожив недолгую, но насыщенную жизнь, Аннетта решила, что с нее хватит правил. Говорят, это грех тщеславия. Более тяжкий, чем все ее последние прегрешения: держит в келье воробья — домашнего любимца и кур в плетеной клети за дверью, чтобы к завтраку всегда были свежие яйца; носит шелка и кружева, золотые цепочки, бесстыдно стоит голышом у окна, вводя других в искушение. Еще несколько минут суора Аннетта, послушница монастыря Санта-Клара, которая вскоре примет постриг, смотрела в запретное зеркало, беспечно восхищаясь своей красотой.

Видимо, колокола давно замолкли, потому что тишину вновь нарушил перезвон. Она наверняка опаздывает. Взяла с кровати маленькую сумочку из вышитого розового бархата, аккуратно положила в карман, а затем неторопливо спустилась по лестнице и присоединилась к сестрам в общей молитве.

ГЛАВА 6

Проснувшись, Пол не сразу понял, где находится. Было очень темно. Он лежал на кровати с балдахином. Комната с высокими потолками, стены украшены панелями из тисненой кожи, тяжелые дамастовые драпировки не дают солнечным лучам проникнуть внутрь. А еще кто-то стоит в изножье и смотрит на него.

— Констанца?

— Проснулся?

— Да.

Попробовал повернуться на другой бок, но переносицу пронзила острая боль.

— Как себя чувствуешь?

Плеск воды в тазу. Лба коснулось прохладное полотенце.

— Ай, не надо!

Поднес руку ко лбу и нащупал огромную шишку.

— Господи Иисусе!

— Больно?

Провел кончиками пальцев по лицу.

— Мой нос! Господи, похоже, он сломан!

— Думаю, да, — подтвердила Констанца без тени сочувствия. — Ты упал ничком на пол прямо тут.

— Упал?

Купец облизнул потрескавшиеся губы. Ощутил во рту странный металлический привкус.

Не сразу понял, что это кровь. Черные засохшие комья покрывали его бороду и шевелюру.

О господи!

Откинулся на подушки, закрыл глаза и медленно, с отвращением начал вспоминать прошлую ночь.

— Керью просил кое-что тебе передать. — Куртизанка протянула стакан воды.

— Керью? — Торговец открыл глаза, резко повернул голову и едва не заорал от боли. — Я убил его?

— Нет.

— А жаль, — вздохнул Пиндар, снова закрывая глаза. — Ничего, в следующий раз.

Удивительно, но Констанца промолчала.

— Он всегда был… — медленно произнес Пол, — грязной… лживой тварью.

Перед глазами все еще плавали красные пятна ярости, хоть он и забыл, за что собирался прикончить слугу.

Женщина ничего на это не сказала.

«Ну и черт с вами обоими!»

Пиндар смотрел в темноту. Разговор утомил его, но головная боль мешала уснуть. Может, вина выпить? Одна мысль об этом, обычно столь заманчивая, заставила желудок сжаться. Констанца должна была что-то сообщить, а он никак не мог вспомнить что. Пол лежал в темноте, надеясь на скорый приход Морфея. В голове мелькали обрывочные картинки событий минувшей ночи.

Господи Иисусе! Внезапно сон как рукой сняло.

— Констанца?

— Да?

Морщась от боли, купец повернулся на бок и спросил:

— Прошлой ночью здесь был кто-то кроме Джона?

— Амброз Джонс.

— О боже!

— Не помнишь, как вы разговаривали? Он дал тебе письмо.