Алмаз - [73]

— Какая опасность?

— А вы разве не знаете? В этот дом пришла чума. Архиепископ приказал никого не впускать. — Монашка собиралась захлопнуть ворога.

— Плевал я на всех ваших архиепископов, вместе взятых! — Повар метнул нок, и тот вонзился в дверную ручку.

Суора вскрикнула от ужаса, услышав богохульство. Керью довольно хмыкнул.

— Откройте! — повысил голос мужчина. — А то разнесу их к чертям!

Джон заглянул в щелку: монахиня слушала его, склонив голову. Повар сменил гнев на милость и решил уговорить ее по-хорошему.

— Послушайте, я не хочу навлекать на вас беду. Если надо, пойду к аббатисе и попрошу разрешения.

— Суора Бонифация, да будет благословенна душа ее, покинула этот мир четыре дня назад, и ее служанка тоже, — дрожащим голоском ответила привратница. — А суора Пурификасьон при смерти, хотя мы думаем, что ее душу не осмелится забрать даже сам дьявол. Почти все старые сестры больны, — зашептала она едва слышно. — Заболевают так быстро… Послушниц отослали по домам. Прошу, уходите, сударь.

Керью задумался. Без помощи привратницы не удастся войти в конвент через главные ворота. Можно прорваться со стороны мастерской суоры Вероники или перелезть через стену около лимонной аллеи, где он однажды оставил туфлю. «Нет, хватит авантюр!» — решил для себя бывший монаркино.

— Послушайте, суора, — вздохнул Джон, — простите, если напугал.

Мужчина проявил чудеса терпения, и в награду за воротами раздался тихий всхлип.

— Как вас зовут?

— Евфемия…

— Послушайте, Евфемия, это очень важно. — Керью изо всех сил старался говорить медленно и спокойно. — У меня срочное дело к одной из сестер. Пожалуйста, помогите. Ее зовут Аннетта.

— Суора Аннетта?

— Да-да, суора Аннетта.

«Господи, как со мной могло такое случиться?» — подумал Джон, прислоняясь головой к воротам.

— Это очень важно… — повторил он вслух. — Прошу, я должен с ней поговорить.

Привратница долго молчала, а потом вдруг с трудом открыла тяжелую задвижку.

Щель стала расти, и Керью сразу же поставил ногу между створками. Ворота открылись. На него взволнованно смотрела девочка двенадцати-тринадцати лет. Грязную черную домотканую одежду явно носило не одно поколение монахинь. На ногах — грубые деревянные башмаки.

В дальнем углу сторожки лежали две охапки дымящейся соломы — тщетная попытка не выпустить заразу за пределы монастыря.

— Хотите увидеть суору Аннетту?

— Да.

— Значит, вы — тот самый! — воскликнула Евфемия.

— В каком смысле?

— Именно вам я должна была отдать письмо в мастерской Просперо Мендозы. — Девочка посмотрела на Керью невинными глазами. — Она из-за вас рыдает уже несколько дней.

— Несколько дней? — повторил Джон.

Господи, да что с ним такое! Ведет себя как деревенский дурень! Но раздражение смешалось со странным безумным восторгом, будто сердце распахнулось от порыва ветра.

«Она рыдает из-за меня?» — хотел спросить Джон. А потом схватить монахиню за плечи, встряхнуть и заставить повторить эти слова. «Рыдает из-за меня?» И еще, и еще… Пока не будет уверен, что правильно понял.

— Ну, она говорит, из-за того, что я потеряла письмо, — продолжала девочка звонким голосом. — Я отдала его тому толстяку, вашему другу. У него такая смешная желтая шляпа. А еще нос как гигантский кабачок. Но ваш друг обманул меня, — прищурилась Евфемия, — выпросил письмо. А она теперь говорит, что не сдержала обещания… Вы все не приходили, а она не знала, где искать. Ну, я-то сразу поняла, что она не только из-за письма плачет.

— Прошу вас, Евфемия, найдите ее! У меня добрые вести о ее подруге. Вот, смотрите. — Керью достал из кармана сложенный втрое листок бумаги. — Я принес письмо, чтобы доказать, что желаю ей только добра.

— А откуда оно у вас? — с подозрением спросила суора.

— Помните того синьора, — серьезно спросил повар, — ну, с носом, похожим на кабачок?

Маленькая монахиня кивнула.

— Скажем так, он вернул мне послание.

— Хорошо, я помогу, — неожиданно решилась девочка.

Она повернулась и знаком велела следовать за ней во двор.

— Знаете, сударь, — добавила на ходу, — я не пошла бы на это для кого-то другого.

Они прошли через колоннаду и вскоре очутились в салоне монахинь. Джон увидел железную решетку и вспомнил прошлый разговор с Аннеттой. И удивился, когда Евфемия провела его через раскрытую настежь дверь в главную часть конвента.

Керью заметил, как тихо вокруг. Обычно здесь кипела жизнь: послушницы, заливаясь смехом, бегали по коридорам, в саду лилась вода, монахини занимались делами, вооружившись лопатами и лейками, из кухонь доносился запах тушеного мяса с луком, — а сейчас конвент словно вымер.

По пути они никого не встретили. Маленькая монашка почти бежала, стуча деревянными башмаками. Пройдя половину коридора, остановилась у какой-то двери. Джон не мог сообразить, где они; кажется, монаркино тут не бывал.

Это оказалась трапезная, большая комната с высокими потолками и панелями темного дерева на стенах. Напротив — скромное распятие, а над ним, почти под потолком, темное от времени полотно, изображавшее Тайную вечерю. Почти в центре комнаты — стул с высокой резной спинкой, будто для епископа. С другой стороны стоял еще один такой же. Между ними возвышались полусгоревшие кучи соломы.