Алмаз - [50]

Но сейчас «графиня» неуверенно застыла на пороге комнаты суоры Вероники.

— К вам посетитель, суора.

Гордячка придерживала двумя пальцами подол платья, чтобы не испачкать его в пыли, а другой рукой прижимала к носу кружевной платочек, чтобы не вдыхать запах краски. Мастерскую разглядывала с таким любопытством, будто впервые видела. Аннетта иногда по вечерам замечала, что Катерина гуляет по аллее лимонных деревьев под ручку с какой-нибудь кузиной, но в гербарии и уж тем более в мастерской Вероники клирошанка не появлялась никогда.

— Вас ожидают, сестра, — повторила она. И добавила, заметив недоумение во взгляде Аннетты: — Есть известия от некоего Просперо Мендозы.

Катерина была на полголовы ниже Аннетты, но всегда умудрялась смотреть на девушку сверху вниз. Под черными одеяниями богатой клирошанки тихо шуршали отделанные кружевами шелковые нижние юбки, волочась по каменным плитам. «Даже в такую жару на ее платье ни пятнышка, — с завистью подумала бывшая наложница, — будто тело постоянно обдувает бриз с лагуны».

Следуя за провожатой, Аннетта удивлялась, почему ее позвала на встречу не привратница суора Кьяра. Обычно «графини» считали такие мелкие поручения ниже своего достоинства и всеми правдами и неправдами старались от них отделаться. Богачки посещали обязательные молитвы в капелле, а остальное время проводили, нанося друг другу визиты: сидели у кого-нибудь в келье, кушали фрукты и сласти, присланные родственниками с материка. Их совершенно не интересовал сад, а сестер вроде Вероники и Аннунчиаты, с огрубевшими от земли руками и испачканными краской платьями, «графини» открыто презирали. Устав конвента соблюдать они даже не пытались, и все это знали.

Девушка не имела ни малейшего понятия, кто такой Просперо Мендоза, но интуиция подсказывала, что другим об этом знать необязательно. Монахиням позволялось принимать гостей, но в глубине души Аннетта была уверена, что привратница визит бы не одобрила.

— А где Кьяра? — Суора скромно опустила глаза, чтобы не встречаться с Катериной взглядом.

— У нее лихорадка, — процедила та, — как, впрочем, и у синьоры Бонифации. Ты разве не слышала?

Они свернули на узкую тропинку.

— А что понадобилось от меня Просперо Мендозе?

— Понятия не имею. Это же ювелир из гетто? — «Графиня» окинула Аннетту ледяным взглядом. — Ты, наверное, продала драгоценности, чтобы насобирать денег на пожертвование?

Язвительное замечание прозвучало небрежно, но попало в цель. Бывшая служанка склонила голову и дальше шла молча.

Ювелир? Аннета встревожилась. Что ему нужно? Если бы суора Катерина вдруг смогла прочитать мысли девушки, то ее ждало бы разочарование. Бывшая конверса сохраняла непроницаемое выражение лица.

Но «графиня» права: когда-то у нее было много драгоценностей. Кое-что досталось от валиде, которая всегда щедро одаривала верных слуг. Но большинство украшений досталось ей после смерти хозяйки.

Все богатство Аннетта продала через надежного посредника, которого нашел архиепископ Торцелло. Бывшая служанка валиде никогда не оплакивала потерю драгоценностей. Она любила роскошь, но золото и камни были ей ни к чему. Айше (тогда — Айше) презирала насельниц гарема, для которых каменья были вечным поводом к раздорам и интригам. Дурочки были готовы потратить все заработанные тяжелым трудом деньги на сверкающие безделушки — единственное утешение. Венецианка же столько лет пробыла доверенным лицом Сафие-султан, и рубины, топазы, бирюза, жемчуг оставались для нее лишь средством достижения цели, своеобразной валютой гарема. На них можно было купить сведения и власть.

Аннетту интересовал лишь восхитительный алмаз, Голубой Султан. Но он бесследно исчез. Девушка отдала за самоцвет слишком много: человеческую жизнь. Но что может о нем знать простой венецианский ювелир? Такое совпадение просто невероятно.

Просперо Мендоза. Что же ему надо?

К счастью, суора Катерина, по-видимому, не ждала ответа на вопрос. До полудня оставалось еще несколько часов, но на улице уже стояла жара. «Графиня» будто источала прохладу, как листья кувшинки в прудах ботанического сада. Она так быстро шагала по вымощенному темными камнями коридору, придерживая юбки, что Аннетта практически бежала следом.

Миновали гербарий, вдохнув экзотические ароматы трав и цветов, затем прошли через внутренний дворик кухни. В одной из арок — грядки с лекарственными травами. У стены — алые и оранжевые тыквы размером с колесо повозки. На лестнице, как всегда, Толстуха Анна лущила горох. Из кухни пахло луком и мясом.

Подошли к боковой двери салона. У Аннетты от яркого света болели глаза, и она с трудом различила силуэт мужчины по ту сторону решетки.

— Этот глупец настаивает, что должен передать послание лично тебе. Что ж, иди. — Катерина подтолкнула сестру в спину. — Только смотри, чтобы это не заняло целый день.

Клирошанка медленно подошла к незнакомцу. После уличной жары воздух в салоне казался прохладным. Таинственный посетитель стоял в тени, девушка не видела лица, но чувствовала на себе его взгляд. По напряженной позе мужчины Аннетта поняла: боится, что она поднимет тревогу. Если выдавать его, то сейчас. Перед ней стоял незнакомец из сада, монаркино, который потерял туфлю на клумбе. Даже за попытку соблазнить монашку сорвиголову ожидало суровое наказание. Одно ее слово — и ему конец.