Alma Matrix, или Служение игумена Траяна - [37]

Владыка неожиданно заявил, что хотел вызвать Варицкого сам. Оказывается, он уже давно задумывался о том, кто будет делать Академический журнал, когда нынешний четвертый курс станет пятым и будет занят дипломными работами. Варицкий уверил, что нынешняя редакция справится, несмотря на дипломы. «Все-таки, Дмитрий, – возразил ректор, – вы бы набрали новую команду и обучили бы их всему заранее. Сейчас качество журнала на очень высоком уровне, и я хочу, чтобы этот уровень поддерживался и впредь. Пусть они сделают пилотный номер этой вашей новой газеты, как раз всё узнают, а если наломают дров, то нестрашно. Это ведь только проба». Варицкий попытался было возражать, что с учениками будет очень долго, но ректор спросил, куда он торопится, и пришлось соглашаться. Не рассказывать же про отца Траяна, что у них всего сорок дней на весь проект, пока он в командировке. В понедельник перед ужином парни развесили объявления о наборе сотрудников в новую газету.

Во вторник Настоящий лежал на диване в редакции и делал вид, что он ни при чем. Приходящие студенты семинарии и студентки Регентской школы пытались заговорить с ним, но быстро понимали, что это бесполезно, замолкали и молча садились за стол, не зная, чем себя занять. При появлении нового лица Настоящий закатывал глаза и шумно выдыхал – ему поручили встретить желающих стать журналистами в создаваемой газете, и для него было мукой видеть столь жалкую смену. Настоящий считал, что проект уже провалился. Они не успеют создать пилот «Alma Matrix», попутно набирая новеньких и обучая их журналистике. Приедет Траян, все разнюхает и зарубит на корню, представив Владыке затею в самом невыгодном свете… Наконец в редакцию пришли Варицкий и Гайда.

– Двенадцать, – сосчитал новичков Гайда. – Отлично. Привет, дамы и господа. Все вы слышали, что у нас будет новая внутрисеминарская газета. Все вы хотите попробовать себя в этом деле. Молодцы! Но никто из вас не знает, что именно вы и будете новой редакцией новой газеты. Не мы. Мы научим вас и отойдем в сторону. Таково условие ректора, – картинно вздохнул Гайда, – он хочет, чтобы мы продолжали заниматься журналом. У нас есть месяц, чтобы научить вас, у вас есть месяц, чтобы научиться. После первого выпуска вы будете делать все сами. Нельзя сказать, что мы очень этому рады, но уж как есть. Начнем?

Двенадцать новичков не знали, что ответить на это предложение и продолжали молчать. Гайда вопросительно глянул на Настоящего, тот пожал плечами и махнул рукой. Мол, делайте с ними, что хотите. Гайда решил, что отступать некуда:

– Вот, – он указал на Варицкого, – наш главный редактор, Дмитрий Варицкий. Он сейчас расскажет вам, что такое журналистика.

– Журналистика, – Дима аккуратно опустил на стол перед слушателями кипу церковных газет и журналов, – журналистика – древнейшая профессия. И наряду с другими древнейшими профессиями она плохо поддается воцерковлению. Но что не удалось сделать вашим предшественникам, удастся сделать вам. Это, – он расправил в руках газету, на первой полосе которой был изображен крестный ход вокруг большого собора, – это не журналистика. – Дима толстым красным маркером медленно перечеркнул первую полосу накрест и отложил газету в сторону.

Настоящий с Гайдой схватили газету со стола и с остервенелой сосредоточенностью стали рвать ее в клочья.

– Это, – Дима, на лице которого не дрогнул ни один мускул, взял журнал, – не журналистика, – и также спокойно поставив на нем крест, отложил журнал в сторону.

Истерика за спиной Варицкого нарастала. Новички ошарашено смотрели на то, как главный редактор методично, совершенно спокойно и почти без эмоций перечеркивал лучшие образцы церковных печатных СМИ, постоянно приговаривая, что «это – не журналистика», а Гайда с Настоящим делали из топовых православных газет и журналов конфетти.

Когда из папки на столе не осталось ни одной газеты, Дима отложил маркер и сказал:

– Мы будем заниматься арт-журналистикой… да… Мы будем заниматься ею, журналистикой-искусством. Каждый ваш материал будет произведением, но не произведением благоуветливой храмовой словесности, а произведением массовой коммуникации. – Сопение и копошение за его спиной постепенно стихало. – Мы логосные твари, нам нужно уметь красиво вступать в коммуникацию… Мы не будем отображать действительность, мы будем ее создавать. – Варицкий встал и оперся кулаками на стол. – Вы, и никто другой, скажете семинаристам, что именно является важным в их жизни. Вы объясните им, как относиться к тому или другому явлению. Ваша газета расскажет семинарии, какой она должна быть… Сознание определяет бытие, вы же знаете. Сначала Тургенев придумывает «тургеневскую девушку», а лишь потом она появляется в действительности, слышите?.. Вы должны придумать новую семинарию. Вы – должны придумать новую семинарию. Вы!.. вы… Понятно? Через неделю в среду после акафиста собираемся здесь и выслушиваем ваши идеи по созданию альтернативной реальности Московских духовных школ. На сегодня всё, все свободны.

Ребята с видом зомби направились вон из редакции. Настоящий с Гайдой дождались, когда последний запуганный журналист новой волны прикрыл за собой дверь, опустились перед Варицким на колени и принялись целовать его туфли, восторженно шепча: «Гуру!.. Учитель!.. Ты открыл нам путь!.. Ты знаешь правду!.. О, ты велик!..» За этим делом их застал Сковорода, минутой ранее столкнувшийся в коридоре с заторможенной толпой студентов и регентш.