Аллигент - [42]

Чего я уж точно не ждала, так это осознавать, что я была человеком, жившем в доме, который даже не видно отсюда. Места, где я прошла по сотням улиц - тысячам разных улиц.

Я не ждала, что почувствую себя такой маленькой.

"Мы не можем лететь слишком высоко, или слишком близко к городу, чтобы не привлекать внимание, так что наблюдаем с приличного расстояния. С левой стороны вы можете видеть некоторые из разрушений, оставленных Войной за Чистоту. Они были до ещё того, как повстанцы прибегли к биологическому оружию, вместо бомб."

Мне приходится вытереть слёзы с моих глаз, перед тем как рассмотреть то, что поначалу выглядит просто как кучка из тёмных зданий. Присмотревшись получше, я понимаю, что здания не просто чёрные - они обуглены до неузнаваемости. Некоторые из них разрушены до основания. Дороги между ними разрушены и покрыты трещинами, словно разбитая скорлупа.

Это кажется мне какой-то частью города, но в то же время и нет. Разрушения городу должно быть принесли люди. Но также их вызвало ещё что-то, что-то большое.

"И теперь небольшой взгляд на Чикаго!" Говорит Зоуи. "Как вы можете видеть, часть озера была осушена, чтобы можно было построить забор, мы старались оставить его нетронутым настолько, насколько это было возможно."

С её словами я вижу двузубый Центр, словно игрушечный с такого расстояния, рваной линией наш город врезается в океан из бетона. А чуть дальше него, коричневые просторы

- болото - только что пролетели его . . . голубое.

Однажды я проехалась на канате вниз со здания Хэнкока, и воображала себе, как если бы болото было полным воды, серо-голубой, блестящей на солнце. И теперь я могу видеть ещё дальше, чем когда-либо, и я понимаю, что далеко за границей нашего города всё точно так, как я себе представляла, озеро сверкает в лучах солнца, изрезанное волнами.

В самолёте тихо, не слышно ничего, кроме равномерного рычания двигателя.

-Вау, - говорит Юрай

-Тссс, - отвечает Кристина

-Насколько он велик по сравнению с остальным миром? - на весь самолёт говорит Питер.

Его голос звучит так, будто он задыхается от каждого слова. -Наш город, я имею в виду.

По сравнению с площадью земли. Какой процент?

-Чикаго занимает приблизительно двести двадцать семь квадратных миль, - говорит Зои. -

Площадь суши планеты составляет чуть меньше двухсот миллионов квадратных миль.

Доля настолько... мала, что будет незначительной.

Она сообщает факты спокойно, будто они ничего не значат для неё. Но они ударили меня прямо в живот, и я чувствую, что сжимаюсь, будто что-то рушится внутри меня. Так много пространства. Интересно, как выглядят места за пределами наших; как живут там люди.

Я снова выглядываю из окна, делая медленный, глубокий вдох, тело слишком напряжено, невозможно пошевелиться. Когда я смотрю на эту землю, я думаю это, как ничто другое, неоспоримое свидетельство для моих родителей и Бога, что наш мир огромен, и он совершенно вышел из под контроля, мы даже не можем быть настолько большими, насколько себя чувствуем.

Настолько мала, что будет незначительной. Это странно, но есть что-то в этой мысли, что заставляет меня чувствовать себя почти ... свободной.

В тот вечер, когда все остальные находятся на ужине, я сижу на выступе окна в общежитии и включаю экран, данный мне Дэвидом. Мои руки дрожат, пока открывается файл под названием «Журнал.»

Первая запись гласит: Дэвид всё время просит меня записывать всё, что я переживаю. Я думаю он ждёт чего-то ужасного, может даже надеется на это. Полагаю отчасти это так, но трудно приходилось всем, так что не думаю, что я особенная.

Я выросла в небольшом доме в Милуоки, штате Висконсин. Я никогда не знала, что находится на территории за городом (которую все называли "Граница"), поэтому даже не думала о том, чтобы пойти туда.

Моя мама служила в полиции; у неё был взрывной и безжалостный характер. Отец был учителем, он был мягким, отзывчивым и беззащитным. Однажды они сильно ссорились в гостиной, всё вышло из под контроля, он схватил её и она его застрелила.

Той ночью мать хоронила труп отца на заднем дворе, в то время, как я собрала кое-что из моих вещей и вышла через входную дверь. Никогда больше её не видела.

Там, где я росла, повсюду была одна трагедия. Родители большинства из моих друзей спились до сумасшествия, ругались слишком много, или давно перестали любить друг друга, ничего особенного в этом не было. Так что когда я уехала, уверенна я была просто ещё одним именем в списке всех гадких вещей, произошедших в нашем районе за последний год.

Я знала, что если пойду куда-нибудь официально, к примеру в другой город, мерзкие типы из правительства просто отправят меня домой к моей матери, и я не представляла, как смогу смотреть ей в глаза, не вспоминая той лужи крови, оставленной головой моего отца на ковре в гостиной, так что я не решилась на это.

Я отправилась к Границе, где множество людей жили в небольшой колонии, построенной из брезента, алюминия и послевоенных обломков. Жили на отходах, жгли старую бумагу чтобы согреться потому, что правительство было неспособно обеспечить их всем необходимым, истратив все ресурсы в тщетных попытках собрать нацию вместе, после того, как сотню лет война разрывала нас на части. Может они и не хотели им помогать. Не мне судить.