Аллея всех храбрецов - [92]
– Эксперименты над людьми запрещены.
– И вы говорите про любовь. Любовь – выдумка, брокенский призрак. Никто ей не дал ей определения. Я совершенно в неё не верю. Главное материнство. Материнство разных форм.
– Всё дело в методике, – утверждал своё Теплицкий. – Мы разрешаем любой вопрос.
– Любой?
– Любой. Методом мозгового штурма.
– Например, любовь.
– Пожалуйста. Приступим. Каждый может высказаться. Сначала высказывают полный бред. Потом…
– Неполный…
– Нет, просто истину последовательными приближениями. Попробуем?
– Сева, давай.
Сева уже заметно опьянел.
– Кто это? – шепотом спросила Генриетта.
– Философ, философствует обо всем. Представляете, маленький городок и местный философ. Мысли глобальные, а рядом поросёнок визжит, дрова не пилены.
Генриетта прищурилась.
– Наш он, – счёл нужным вмешаться Мокашов, – и машину знает назубок.
– Какую? Мазду?
– Обижаете, бортовую, вычислительную.
“Может, Севку пристроить. Севка пока нигде. Из Краснограда он выпал. А Генриетту что-то иное занимает, ей не по себе. Не нравится что-то ей, и жилочка на шее вздрагивает. Хотя в чём только душа держится? А Теплицкий посматривает на официантку и Сева руками машет, как дирижер”.
– Любовь пользуется исключительностью. Она под охраной государства, как вымирающий туранский тигр…
– Ему не следует больше пить, – шепнула Генриетта. – Смотрите, лицо и руки пятнами пошли.
– Сейчас его уведём.
– … Любовь нельзя судить по законам общества…
– А как? – подзадоривал Севу Пальцев.
– Словно ты на необитаемом острове.
– Интересно, – сказал Теплицкий, хотя по лицу его было видно, что думает он наоборот. – Ну, что же выпьем за любовь и не осудим.
– Вот…от любви… – сбился Сева. – … только страдания…
– Так запретим пропаганду любви, как пропаганду войны. Садись, – сказал Пальцев, обнимая Севу за талию.
Сева обиделся.
– Вы, – попросил следующим Теплицкого Пальцев.
– Любовь, как Фивы, имеет сто ворот.
– А вы, Генриетта Николаевна?
– Любви, утверждаю, нет, как правило, – ответила она.
– Не понял.
– Любовь – редкое чувство. Обычно так говорят о желании. Люблю, а это не точно. Нужно сказать: хочу…
– И наконец, – Пальцев смотрел на Мокашова.
– Как учили. Любовь всем позволила выжить.
– Что ещё?
– Исходным предкам помогло выжить некое свойство – любовь, жертвенность. Затем по правилам естественного отбора произошло культивирование любви. Она у животных – редкость, а у людей сплошь и рядом.
– Типичный образец самообмана, – сказал Теплицкий. Он непрерывно пил и не пьянел, и резонерство, может, и было опьянением для него.
– А у меня – энергетический подход, – фонтанировал Пальцев. – В ком сколько энергии? В одном и на одну жалкую любовь не хватает, и он поборник единственной. В другом …
– Любовь вообще-то – заразная штука.
– Я утверждаю: нет любви.
– Ну. мы пошли, – объявила наконец Генриетта, – спасибо за компанию. Прелестно провели вечерок.
– Вы… – неожиданно закричал Сева. – вы – ненастоящая женщина.
Они ушли. Пальцев повёл Севу, и Мокашов остался один. За соседним столиком ужинала пожилая пара, отпуск которой, видно, подходил к концу, и которая, видимо, извелась в номере пансионата, потому что – дожди. Лицо женщины излучало благодарное желание поговорить.
– Сосед ваш – очень интересный человек, – улыбаясь сказала она.
– Много говорит, – ответил Мокашов.
– А разве это плохо? Соберите десяток его ровесников, спросите их..
– Ничего. Со временем пройдет, – не в такт ответил Мокашов.
Ему стало тоскливо. “Сидим, вот, рассуждаем о любви, а что она, действительно? Скорее допинг? Она меняет масштабы счастья и горя. И, может, правильно запретить любовь”.
Он вновь привычно подумал об Инге, и внутри него защемило. Тогда он снова выпил. Вино обычно двояко действовало на него. Так, словно для него имелось два особенных канала – куда попадёт? Порой ему становилось весело, а иногда глухо и тупо, и нервы были не тонкими струнами, а просто веревками, которые нужно хватать и трясти.
Грузнотелая официантка, которая поила его ликёром в первый день, убирала столы. Он представил, как погасят огни, лишь на веранде оставят гореть цветные фонарики, и она отправится домой.
Темнота была за окном. Пустое пространство, потом река, деревня, вымершая в этот час. Пустые улицы, только собаки и непрекращающийся шум реки.
В зале произошло движение: появилась мотоциклетная компания и уселась за соседним столом.
– Нет ничего, – объясняла официантка и пошла из зала, и парни в крагах отправились следом за ней.
"Зачем я приехал, – подумал Мокашов, – слушать общие разговоры, ничего не понимая? И что есть жизнь? Бесконечная дорога у каждого вдоль своей реки и в конце тупик".
Он почувствовал, что на него смотрят, повернул голову и увидел черноглазую девушку удивительной красоты. Было в ней что-то знакомое или казалось, что было. То ли было, то ли возможностью предчувствия. На ней была короткая кожаная юбка. “Не всякая решится такую надеть, – подумал он. – Черноглазая. Гурия. По-Авицене лекарство от любви”. Есть что-то печальное и завораживающее в красоте. Но отчего она так знакома?
– Что это у вас? – спросила она с улыбкой. – Пахнет удивительно.
– Помогите уничтожить. Это – грибы. Едим их весь вечер и никак не справимся.
В наши дни хочется дополнить библиотеку приключенческой познавательной литературы Жюля Верна. О чём обязательно бы написал в наше время для подростков этот замечательный писатель-фантаст? Несомненно, он бы не пропустил тему космоса. «Остров надежды» восполняет этот пробел и написан для подростков о приключениях в космосе.
Защита докторской диссертации шефом героя повествования показалась ему событием огромной важности, мерилом канонов нравственности кафедры «Боеприпасов», истоком грядущих перемен. Во времена перестройки всё переменилось по-своему.Однако минувшие события не утратили значения в жизни героя повествования. Узел сюжета, завязанный во время защиты диссертации, развязался вдали от прежних мест, в столице Америки.
«Герой нашего времени» на примере представителя творческой интеллигенции начала космической эры. Атмосфера работы молодого креативного коллектива в космической отрасли на заре космонавтики.
«Сюжет в центре» – этой шифрованной фразой сообщалось об успешном фотографировании обратной стороны Луны. Это книга воспоминаний, рассказ о космической отрасли взглядом изнутри.Астрономическое сообщество в канун космических стартов считало заатмосферные полёты абсолютной чепухой. К полётам спутников и человека в космическом пространстве не была подготовлена и широкая общественность. в это время за высоким забором секретной фирмы в Лихоборах молодая команда Б. Раушенбаха работала над проектом фотографирования обратной стороны Луны.
Полтора века назад появилась сказка математика Ч. Доджсона (Л. Кэррoллa) «Алиса в стране чудес». В отличие от обычных сказочных выдумок профессор математики рискнул отразить в ней идеи и представления науки второй половины XIX века. С тех пор материала, накопленного наукой, хватило бы на создание не одной подобной книги. Чем не удивительны, например, тайны микромира с его загадочными противоречиями, с его дерзким наступлением на так называемый здравый смысл. Отсутствие представлений и образов в этой области затрудняет понимание микромира даже взрослыми читателями, а между тем они составляют физические основы нашего мира.Известно, что восприятие сложных идей зависит от того, как рано мы начали с ними знакомиться.
Время перестройки. Секретная ракетно-космическая фирма лишается обычного бюджетного финансирования и чтобы выжить вынуждена продавать услуги космических полётов и экспериментов в космосе. В перестройку обычные ограничения сменились немыслимыми возможностями. Прежде последние стали первыми, невыездные подключились к международному сотрудничеству с французами и действуют запретными прежде методами.Старые кадры специалистов не в силах перестроиться. Они – носители знаний, но не приемлют нового ведения дел. Герой повести с его научным подходом в контактах с французами хочет отыскать и сформулировать всеобщую формулу красоты, но постепенно приходит к мысли, что красота для него – «лучше не высовываться».
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.