Аллергия - [2]

— О боже….Не может быть! — восклицала миссис Маклин. — Любовь! Любовь в одной руке и яд — в другой!

— Почти что так, — соглашался Вайч. — При моем химическом составе можно немало узнать о человеческой природе; иногда такое узнаешь, чего лучше бы совсем, совсем не знать.

К началу весны миссис Маклин и ее жилец начали по субботам выезжать на его машине; иной раз они отправлялись в какую-нибудь тихую кондитерскую на окраине или ехали еще дальше, за город, где имели обыкновение немножко прогуляться перед тем, как не спеша плотно поужинать в какой-нибудь маленькой гостинице, где миссис Маклин довольно часто сообщала официанткам, а иногда и официантам об аллергии Гарри Вайча. Потом Вайч, ничем не утруждая себя, наблюдал, как по мановению руки появлялись и исчезали блюда, и с бесстрастным лицом выслушивал подробнейшие и детальнейшие дискуссии о том, что вошло в состав тех или иных пирожков или котлет, время от времени видя, как миссис Маклин отражала появление ничем не замаскированного яйца. Сам он в подобные дискуссии никогда не вступал. Казалось, он как бы поручил ей попечение обо всем, что связано в его жизни с отравлением. В общем эти драмы в столовой, когда при звуках голоса миссис Маклин, всплывавшего надо всеми прочими голосами: «Нет, нет, для него это — яд! В любом виде — вареные, жареные, соте — безразлично. Яд!» — все оборачивались и воцарялась тишина, как будто забавляли его. Но порой легчайшая тень раздражения пробегала по его лицу, и, возвращаясь вечером домой, он иногда ехал в полном молчании, обиженно скривив губы.

— Но вы ведь довольны ужином, правда?

— Ничего себе.

— И вы не сердитесь, что я тогда сказала про яйца?

— С чего я должен сердиться?

— Видите ли, через дверь мне было действительно видно, как они взбивают — и это после того, как я им сказала, что для вас это — сущий яд. А они там взбивают в миске — этой вилкой.

— Совершенно верно.

— Что вы хотите сказать — «совершенно верно»?

— Я хочу сказать, что ваше описание в точности соответствует.

— Как высокомерно вы об этом говорите. Отчего вы не расслабитесь не устроитесь поудобнее?

— Когда я веду машину? Вы хотите, чтоб я расслабился, скажем, прямо в кювет?

Иногда он бывал чересчур обидчив, порой просто даже неприятен. Но с другой стороны, у него аллергия, разве не так? Чувствительная натура.

В скором времени миссис Маклин и сама перестала есть яйца. Она не могла бы сказать, что она теперь их не выносила. Это было бы слишком большое преувеличение. Но каким образом то, что было для него ядом, могло пойти ей на пользу? Она едва обратила внимание на то, что под влиянием ее необычайно живых рассказов о яйцах и их вредном воздействии число приглашений поужинать с соседями заметно сократилось. Она была слишком поглощена изобретением новых, безъяичных блюд для Вайча. К началу лета она и ее гость обследовали всю округу и побывали во всех укромных ресторанах в городе. Миссис Маклин очень много дала ему. Предметом ее забот был не только его желудок. Во время их путешествий она понемножку, но неуклонно и методично излагала ему историю Эдинбурга. — «Вы ступаете по Истории!» — восклицала она, сталкивая его с какой-нибудь каменной плиты тротуара. Стоило ему в ветреный день на минутку укрыться под аркой в какой-нибудь каменной стене, как, перекрывая все завывания и свист ветра, победоносно раздавался ее голос: «Вы дышите Историей! Взгляните на надпись, что у вас над головой!» Пока миссис Маклин разливалась перед собственной персоной, он осторожно взбирался на веющие холодом камни, с которых вещали знаменитые отцы церкви, или усаживался глубоко в кресла, на которых восседали королевы. Когда она говорила, к ней возвращался весь учительский опыт ее юности, и часто, если поблизости оказывались туристы, вокруг нее собиралась небольшая толпа, засыпавшая ее вопросами.

К тому времени, как наступила глубокая осень, дела Вайча пошли на лад. — Работа разрасталась, сказал он, — она расширялась безудержно. Миссис Маклин мало что знала о его работе, но она полностью принимала все, что было с ней связано, — не такой она человек, чтобы мешать его работе.

Однако, когда он говорил о росте, о расширении границ, она меньше всего думала о холодильных установках, скорее ей представлялась некая дама, все еще соблазнительная, несмотря на свой зрелый возраст, которая, перейдя границы всех леденящих запретов, вступала в новую, безграничную жизнь. Но она чувствовала перемену. Теперь он был не так доступен. Он работал допоздна и совсем потерял аппетит к ее оригинальным, безъяичным блюдам, которые она ставила перед ним за ужином. Хуже того, когда неожиданно настали дни короткого бабьего лета, внезапный наплыв работы все удлинял и удлинял периоды его отсутствия. Теперь он бывал занят и в субботу после обеда и, как выяснилось, даже по воскресеньям был вынужден отправляться на своей машине, чтобы завязать контакты, на которые ему не хватало времени в рабочие дни. С неохотой миссис Маклин решила, что пока не спадет напряжение, она, чтобы воспользоваться погодой, совершит одна несколько путешествий просто на автобусе. В довольно веселом настроении отправлялась она на уик-энд в свои одинокие загулы, нередко забредая под конец выпить в одиночестве чаю в те самые гостиницы, куда они заходили прежде. По-прежнему за ужином и за завтраком они вели беседы с жильцом, но говорила в основном она — для поддержания духа. Теперь она никогда не поминала Истории. Разговоры о яйцах тоже прекратились. Унылыми вечерами она втайне изнывала, думая об омлетах на масле и воздушных суфле, которые она взбивала себе в незапамятные времена.