Аллегро на Балканах - [10]

Императрица сделала паузу, осмотрела своего собеседника с ног до головы и добавила:

– И, насколько нам известно, Павел Адамович, вы к такому образу боевых действий подходите наилучшим образом. Так что езжайте немедленно – ваша слава вас уже ждет. А мы останемся здесь и будем молиться и за вас, и за своего супруга, и за всех русских воинов, которые будут драться с жестоким супостатом.

Когда генерал фон Плеве вышел, воодушевленный и окрыленный, императрица со вздохом посмотрела на супруга и сказала:

– И ты поезжай, Сашка, а мы здесь с Павлом Павловичем останемся делать большой полити́к. Босфор и Дарданеллы по итогам этого дела должны непременно отойти к России, и в том я могу положиться только на тебя. Подобное более свершить некому. В тот момент, когда мы начнем ломать империю Габсбургов и Второй Рейх дядюшки Вилли, никакого удара с юга по нам последовать не должно, и морское сообщение Одесса-Марсель обязано действовать бесперебойно. И ты уж береги себя там, не оставь меня молодой вдовой с дитем на руках, ведь наше счастье с тобою так сладко, что я уже три года не могу прийти в себя от счастья.

– И я тебя тоже очень люблю, Оля, – сказал князь-консорт, непроизвольно оправляя мундир. – Не беспокойся, все будет как надо, вернемся мы по домам с победой и непременно живыми…

Сказав это, князь-консорт тоже вышел – и императрица знала, что мысленно он уже там, на войне, где грохочут залпы и рвутся бомбы, а морская пехота волнами выплескивается на чужой берег, чтобы во славу Отчизны одержать над врагом победу. Ей же, как и другим женам русских воинов, остается только ждать и молиться, потому что на войне, бывает, погибают даже генералы.

25 июля 1907 года. Стамбул. Дворец султана Долмабахче.

Когда императрица Ольга говорила, что султан Абдул-Гамид готов напасть на Болгарию немедленно и без объявления войны, она не ошибалась и не преувеличивала. Крыса, загнанная в угол, тоже порой готова кинуться на своего мучителя и убийцу.

Пощечина его султанскому величеству Манифестом Михаила Четвертого о восхождении на болгарский престол и в самом деле получилась хлесткая: голова у Абдул-Гамида мотнулась от плеча к плечу. Последний раз его так унижали только в несчастном 1878 году, когда русские армии находились в одном дневном переходе от беззащитного Стамбула. И вот теперь они вернулись – еще более грозные и решительные, а в империи осман повсюду видны признаки упадка, Больной Человек Европы задыхается в миазмах собственного гниения, армия охвачена брожением, а те страны, что прежде были Турции союзниками, потеряли к ней былой интерес. И даже Германия, еще совсем недавно обхаживавшая Стамбул в поисках союзника против набирающего силу русского медведя, скорее всего, предпочтет остаться в роли зрителя, улюлюкая с галерки сражающимся на арене бойцам.

Ну в самом деле, нельзя же так – тридцать лет назад пообещать концессию на постройку железной дороги Берлин-Стамбул-Багдад-Басра, чтобы в обход контролируемого англичанами Суэцкого канала доставлять колониальные товары прямо в центр Европы, и до сей поры волокитить вопрос «в комитетах», с которых взятками кормилась немереная уймища турецких чиновников. Время от времени султан «собирал урожай», казня особо грешных и конфискуя имущество в казну, а потом все начиналось сначала. А все дело в том, что не только в России были свои «подмораживатели». Султан Абдул-Гамид всячески сдерживал техническое и промышленное развитие своей державы, опасаясь, что оформившийся в ходе этого процесса рабочий класс и техническая интеллигенция разнесут державу осман вдребезги. Вот помру лет через десять, думал он, и тогда делайте что хотите, а пока я жив, то ничего не можно.

Единственными образованным слоем турецкого общества являлось армейское офицерство – султан не жалел средств на его подготовку. В противном случае с такими соседями, как русские, можно было лишиться не только какой-либо окраинной провинции, но и самой султанской головы. Черноморские проливы и город Стамбул – это не только самая ценная недвижимость, которой владеют османские султаны, и давний предмет вожделения русских императоров, но и сердце турецкой державы. Абдул-Гамид понимал, что на азиатском берегу Босфора для него места нет. Стоит проиграть войну за Проливы – и «благодарные» подданные зарежут его как собаку вместе с ближней и дальней родней. Нельзя сказать, что султан сидит сложа руки – почуяв запах жареного, он начал суетиться, пытаясь бурной деятельностью загладить последствия многолетнего благодушного безделья.

Но в подготовке к войне имелось несколько труднопреодолимых моментов. Во-первых – главный рубеж обороны на подступах к Стамбулу, Чаталжинская укрепленная линия, рассчитанная на то, что ее фланги, упирающиеся в Черное и Мраморное моря, будут прикрыты боевыми кораблями турецкого флота. Пока вероятным противником, способным штурмовать этот рубеж, была не имеющая флота Болгария, все было нормально, но теперь османам придется иметь дело с русским Черноморским флотом, а он, даже до вступления в строй линкоров-дредноутов, крыл османских «стариков» с тридцатилетним стажем как бык овцу. Эпоха безусловного доминирования Османской империи на Черном море минула безвозвратно, и турецкий корабельный состав нуждался в экстренном усилении.