Алия 70-х... - [46]

Наконец, это зависит от того, насколько ему повезет.

Вот сейчас, например, я страшно переживаю, потому что меня выживают с работы. И совсем не как приезжую — просто я им не подхожу. Ничего такого плохого я там не делаю, работаю средне, и мне трудно сказать, почему так происходит. Я думаю, что моей напарнице, которая решает, кто там останется, я просто несимпатична. Мне очень плохо, я совершенно не могу сориентироваться, я не могу ответить на ее наглость.

Я часто думаю, что я не могу приспособиться к жизни, что у меня нет хватки. И если бы я оказалась в такой ситуации пять лет назад, а не сейчас, когда я привыкла к Израилю и израильтянам, и когда я для себя уже раз и навсегда решила, что израильтяне бывают разные — хорошие и всякие — и нельзя делать скороспелые обобщения, и что Израиль хорошая страна — то я бы пришла в отчаяние. Мне тяжело, но у меня есть средства с этим бороться, и средства эти я выработала в себе уже здесь. А что чувствует в таких случаях новый эмигрант мне просто страшно представить.

— Я понимаю, что всегда и везде можно встретить дурного человека, и против такой случайности нет защиты. Но может быть дело все-таки не в случайности, а в особой израильской ментальности, которую невозможно понять и преодолеть? Есть ли у тебя друзья израильтяне?

— Мой самый близкий человек — израильтянин, правда, сейчас он далеко, в армии.

Самая близкая подруга, ближе нету — израильтянка. Мы два с половиной года прожили в одной комнате в общежитии. Благодаря этой девочке я, можно сказать, абсорбировалась в Израиле. Мне всегда как-то везло в дружбе, и на этот раз тоже. Она научила меня слушать классическую музыку, по-настоящему слушать и понимать — я до 21 года этого не умела; научила мыслить, чувствовать, разбираться во всем, что происходит вокруг. Ее интеллект, внутренняя организация — на гораздо более высоком уровне, чем у меня, скажем. Кроме того, это просто чудный человек, по-настоящему душевный. Отбросив какие-то специфически израильские черты, она мне, конечно, совершенно близкий родной человек. Бывают очень разные израильтяне, разумеется. И близких друзей не может быть много. Самое главное, чтобы повезло, как мне с Орен. Я вообще четыре года прожила прекрасной веселой беззаботной студенческой жизнью.

— Расскажи, пожалуйста, об этой жизни по-подробнее, об учебе, об университете, о развлечениях.

— Учиться в Израиле, мне кажется, легче, чем в России. Некоторые, правда, говорят, что сложнее — это, наверное, зависит от факультета, способностей, от очень многих вещей. Я считаю, что легче, потому что приятнее. В России совершенно другая система обучения — там есть программа, курс, есть какие-то предметы, которые ты обязан выучить и сдать. Здесь на любом факультете есть большой выбор. Я могу учить тот или другой предмет в рамках моего курса. Я могу делать программу в пять лет, я могу в двадцать — это мое личное дело.

В каком-то смысле в России мне было легче, я училась на гуманитарном факультете, для меня это было, что семечки щелкать. А здесь масса литературы на иврите и английском.

Студенческая жизнь для меня по сравнению с Россией — небо и земля. Во-первых, а Москве я училась на вечернем отделении и моей студенческой жизни у меня не было. Я жила студенческой жизнью своих подруг и друзей, которые учились в дневных институтах — ходила на их вечера, ездила в их походы. По сравнению с израильской студенческой жизнью, какая была у нас в Иерусалимском университете — советская студенческая жизнь — просто убожество.

Во-первых, здесь у студентов полная свобода. Живут они все в общежитии, т.е. постоянно находятся вместе, с утра до вечера. Живут совершенно самостоятельно, делают, что хотят. Студенческий городок — кампус — это настоящий городок: в нем все есть. Есть Кино повторного фильма, есть современные концерты, есть театры, есть масса всяких мероприятий, вечера постоянные, экскурсии бесконечные. Я очень много путешествовала по стране, в жизни столько не путешествовала, хотя походы любила и в Союзе. Но здесь — это и чаще, и интереснее, и организовано лучше. И, главное, дышится легче.

— Сейчас ты кончаешь университет. Какие у тебя планы? Собираешься ли ты работать по выбранной специальности?

— Да, я почти кончила университет и уже больше не могу называть себя студенткой, и мне, как и каждому человеку, просто необходимо определиться, и как-то себя назвать. Когда мне задают вопрос: какая у тебя специальность, мне нечего ответить. И чем больше я с этим сталкиваюсь, тем больше понимаю, что мой выбор был неверным.

У меня было два факультета: советологии и истории. Учительницей я не стала, и потому история для меня не специальность, а советология — это вообще не специальность. Сегодня я столкнулась с серьезной проблемой — мне 25 лет, и я в общем-то никто. Есть образование, но нет специальности.

Дело не в устройстве на работу. Устроиться, разумеется, можно, и за диплом будут платить лишние деньги. В Израиле очень большая сфера обслуживания, где нужны люди определенной интеллигентности, причем не требуется никакой специальности, кроме каких-то знаний. Может требоваться, например, знание языков или печатание на машинке или какие-то чисто индивидуальные качества, организационные способности, например, но специальности как таковой не требуется. Несложно найти такое место. Но работы, которая бы меня удовлетворила не в смысле материальном, а в духовном — у меня нет, и я боюсь, что не будет. Я очень боюсь. Я надеюсь, все время ищу, но пока в обозримом будущем — нет.