Взглянул на обнаженных - Королева и длинноногая таинственная дерзкая красавица!
В этот момент графиня Алиса Антоновна не удержала равновесия, упала на сено-солому; сверху - визжащим Солнечным радостным зайчиком - Королева: барахтаются, хохочут, платье друг дружке передают, как кувшин с фиолетовым крепким бражники пускают по кругу в кабаке.
Стражник вздохнул, отморозился, тихонько - чтобы обнажённые красавицы не услышали - прикрыл дверь, подошёл к товарищам, присел на седалище (в русских литературных журналах седалище часто изображают в виде Пегаса), дрожащими руками достал мешочек с табаком, набил трубку, закурил, а взгляд - пустой, белый, и в глазах товарища стражники читают историю луков и стрел.
- Мешочек для табака - славный, с подробными картинками из жизни Короля Роберто, пращура Короля Якова! - опричник старательно не смотрел в глаза друзей, прятал взор в клубах ядовитого - летучие мыши вампиры сдохли - дыма. - Затейливая вышивка на мешочке, по наследству мне кисет достался - бабка моя ведьма Ксенофонтия вышивала; кошкой мартовской по ночам выла - швырну в неё лапоть, замолкнет на минуту, а потом - снова истошные вопли - кота чёрного ищет, но вышивать не перестаёт - трудолюбивая Мальвина в стройном теле ведьмы.
Иногда проснётся в бабушке озорство; проказы грудями играют - туда-сюда, влево-вправо, будто лазарет полевой в каждой груди.
Бабушка намажется зеленой мазью, на метлу вскочит и - в небеса, к Звездам, а на молодом месяце черт качается, ножки свесил, как прыгунья с обрыва в океан.
В Дивноморье премилый обычай эльфов - красивую девушку - которая согрешила с оборотнем - оставляют одну на скале - ветер, холод, голод, нищета.
Девушка выбирает - либо с голода и от дурных болезней, навеянных ветерком - умрёт, либо в воду прыгнет, а дальше - в жены морскому царю Посейдону или на обеденный стол Самюэлю, подводному купцу.
В лесах нет морей, поэтому бабушка ведьма взлетает над избой, трепещет, кричит, что глубокий внутренний смысл затаился в её ягодицах, может быть - Истина!
Дедушка простоволосый, в одной ночной рубашке выбегает на улицу, падает на колени, протягивает руки к небу, умоляет бабушку одуматься, прийти в надлежащий вид деревенской кухарки.
"Козла, козла черного в рыло не целуй!
Не прелюбодействуй с чёрным козлом, нет у него места в нашей жизни!
Разбойник он, а не козлик с надорванным сердцем садовода!" - дедушка потрясал седой бородой, плевался, а затем в бессилии опускался возле колодца, неистово целовался с русалкой, забывал о бабушке до поры до времени, пока чугунная сковорода по голове не ударит.
От семейных склок я часто в лес убегал, воровал рубины в норах гномов, подшучивал над эльфами: они голые танцуют, поют, в раж входят, бледнолицые, а я эльфийскую одежду узлом свяжу, в воде намочу - Магрибские силачи не развяжут.
Эльфы после танцев потные, одухотворенные - за одежду хватаются, в очах эльфов недоумение и обида на людишек, потрясают серебряными колокольчиками на гениталиях, негодуют, свистят из всех природных отверстий, будто самовары на ножках.
В ту злополучную - или доброполучную - ночь я встретил в лесу семерых чёрных козлят - озорные, с янтарными очами, а из-под хвостов у козликов дым валит серный, зловонный, с нотками кухни королевского двора.
Я на самого жирного козлика вскочил, подражаю наезднику - мечтал в цирк поступить после военного училища, в цирке жизнь - малиновое варенье.
Акробатки подластиваются, гимнастки лебезят - восторг, если у мужчины стройка века в голове.
Чёрный козлище меня в чащобу занёс, свалил в жуткие живые кусты - ко мне осьминожьи щупальца с розовыми - зад индейки - присосками тянут, рот на каждой ветке открылся - крови моей кусты желают.
Козлище на оргию ускакал, лишь клок чёрной шерсти оставил и приятное воспоминание, о том, как я мошонкой о камень его спины бился.
Я погрозил куску шерсти кулаком, проклял козла, а кустам показал спички - смерть древесине.
Кусты присмирели, кланяются мне, батюшкой лесным духом величают - лестно, но нет толку мне от кустов - ни грудей женских на них, ни фиолетового крепкого - разочарование молодой вдовицы в супе из черепахи, а не кусты.
Я прилёг, размышлял о несправедливости: важное происходит в жизни человека очень редко, может быть - один раз в жизни, когда голова покроется инеем, а мимолётное, ненужное, сорное - ежедневно, с мордобитием, унижениями и тухлой похлёбкой из резиновой курицы.
Задумался, а во мне возникло, выросло с тыкву, крепло чувство гордости, что я - человек, а не орк, не огр, не гном, не эльф, не женщина!
Сомлел, губы раскрыл, целую невидимых призраков - непуганые они в чащобе, сгустки похотливого воздуха.
Вдруг - словно трудное время пришло в снегах Дальногорья - на поляну две феи выскочили, барабанщицы в белых чулках и красных камзолах победителей Летних игр по стрельбе из лука.
Камзолы - сторонники тёмных сил - не прикрывали наготу фей, а, наоборот, с пугающей материнской любовью обнажали, выставляли напоказ сокровенное, труднодоступное, если охотник без золотых монет.
"Без долга, без дисциплины живём, солдатки мы, а не феи! - рыжеволосая фея произнесла с луговой мягкой грустью - так осенью жухнет сон-трава. - Я с детства мечтала о должности Верховного Главнокомандующего Магрибской Армии, до чина фельдъегеря доросла, полком орков командовала, а в маршалы не берут, мудрецы уверяют, что из грудастой феи - маршал, как из манной каши свинина.
