Алина, или Частная хроника 1836 года - [27]
Заметы на полях:
«Вероятно. Наталия Николаевна решалась рассказывать мужу далеко не о всех ухаживаниях д'Антеса. Об ее объяснении с де Геккерном 17 октября стало известно поэту лишь после объяснения с женой 4 ноября, когда были получены злополучные пасквили» (З. Д. Захаржевский, «Последний год Пушкина»).
— Что тебе, Глаша?
Поняв, что обнаружена, горничная вошла и встала нерешительно на пороге. Уже минут пять она заглядывала в спальню, а барыня все читала, потом отложила листок и лежала, глядя неотрывно в стену.
— Вам худо, матушка барыня?
— Скажи мне, Глаша, — точно не слыша ее вопроса, отвечала Алина. — Помнишь ли ты нашу Сосновку?
— Как же не помнить! У меня там чай вся родня. Я и сама оттуда…
— Глаша, а помнишь ли ты соседа нашего Кузовлева?
— Которого? Толстого аль худого?
— Ах, молодого, конечно! Худого…
— Как же не помнить! Такой озорник!
— Право?!..
— Конечно, барыня, за девушками еще как гонялся… И такой охальник был, уж такой разбойник!.. Как коршун, бывало, набрасывался. Дочку Степана-буфетчика обрюхатил да Матрену-молочницу, — от вас-то скрыли тогда… Батюшка ваш все думал женить его на вас, — да господь поберег!
— Ах, что такое ты говоришь, Глафира!..
Кузовлев казался Алине, тогда еще девочке, таким интересным, — стройный синеглазый брюнет. Он дарил ей цветы и романы; он учился в Лицее; он видел в Париже Шатобриана! Матрена ж была рябая толстая молодайка…
— Ступай, Глаша! И глупостей не болтай…
Ночью Алине приснился Пушкин.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Снег. Его было так много вокруг, он был такой белый и ровный, как мог быть снег только за городом. Снег оказался мягким, пушисто-влажным. Отчего-то Алина знала, что это не просто снег, — он же еще и Пушкин. Он льнул к лицу, к рукам, — к рукам отчего-то без муфты и без перчаток. Алина посмотрела на свои руки: они оказались по локоть обнажены! «Уж не в ночной ли сорочке я?» — испугалась Алина. Но нет: на ней было ее бледно-голубое девичье платье из ситца, наивное и простое. Ей вовсе не было холодно, хотя брела она по лесу среди заснеженных пасмурных елей, но ей отчего-то стало ужасно жаль ее милого полудетского платья.
«Как хорошо, что меня не видит сейчас Жюли: она бы, верно, высмеяла меня; и Мэри меня б засмеяла… Ах, какое здесь серое, низкое небо, — точно над Петербургом! И даже птиц не видно. Но должны же здесь быть хотя бы сороки!..»
Вдруг раздался ужасный треск, из черных кустов ей медведь явился. Алина хотела бежать, но медведь схватил ее в лапы и понес, сердито ворча по-французски голосом государя: «Будьте благоразумны! Будьте же благодарны! Будьте благонадежны, мадам, иначе вам станет хуже, чем мне сейчас. О, этот запах!..» — «Какой запах, сир?» — «Запах ландышей, черт возьми! Никогда не душитесь им больше…» — «От вас, государь, пахнет еще ужасней!» — возразила храбро Алина и больно вцепилась медведю в уши. Он завизжал вдруг пронзительно, точно Матрена-молочница, которую за что-то — но теперь Алина знала уже, за что! — пороли по приказу папа. «Верните сейчас же всех декабристов несчастных! У них же у многих дети!» — вскричала гневно Алина. — «Декабристы все птицы, а я ж медведь!» — обиженно возразил медведь. «Тогда сошлите дядюшку и Базиля!» — вскричала Алина. «Слушаюсь и повинуюсь, мадам!» — заревел медведь в восторге, — видимо, он только того и ждал. Два толстых комка снега упали с еловой лапы прямо под ноги им и тотчас, оборотившись зайцами, стрекнули от них меж высоких сугробов чрез лес и поле, — и в нем, наконец, исчезли.
— А теперь на бал гони! К Кузовлеву, мохнатый! — вскричала Алина.
— «Бог мой, он же царь! Как мне не стыдно?…» — испугалась Алина, но лишь сильнее вцепилась медведю в уши. Медведь взвизгнул и тотчас провалился в яму. Однако ж была то вовсе не яма, а льдистый, высокий зал, и в нем гремела музыка, и пары кружились, — но боже, что за гости то были! Одне скелеты в брильянтах, в звездах! Картавая французская речь гремела, как барабаны Буонапарте…
— Что это?! — вскричала Алина, и тотчас скелеты бросили свой ужасный вальс. Остовы столпились вокруг Алины; они теснились все ближе, ближе, скалились, гремя друг о друга костями, цепляясь звездами, шпагами, ребрами.
— Ужо вам! — закричала Алина, себя не помня. Скелеты дико захохотали, заверещали, загикали, застучали… Вперед выступил какой-то стройный офицер, — и он, конечно же, был скелет. Но он при сем был так элегантно-строен!
— Д'Антес! — ахнула Алина.
— Твой жених! — завопили остовы. — Поцелуйте ее, барон! Скорее!
Барон раскланялся на все стороны и, неотрывно глядя пустыми глазницами на Алину, сделал шаг к ней.
— Тройка! — загремела толпа.
Алина перекрестилась. Д'Антес пошатнулся и с видимым усилием сделал еще один шаг.
— Семерка! — завизжали скелеты.
Алина поняла, что должна сейчас помолиться. Но святые слова не шли ей на ум, а все какая-то дребедень, — к примеру, что боа нынче уже не в моде…
«Я гибну, гибну! — пронеслось у ней в голове. — Ах, кабы сейчас Жюли!..»
— Ваша дама убита-с, — вдруг услыхала она над самым ухом своим голос вкрадчивый, тихий, страшный, сказавший это по-русски.
— Геккерн! — закричала Алина в ужасе.
Алина Головина была любовницей царя, но вышла замуж за ничтожнейшего из смертных. Была безнадежно влюблена в красавца-кавалергарда Жоржа д’Антеса, а Пушкина считала жалким уродом. Судьба распорядилась так, что Алине пришлось стать свидетельницей трагедии поэта и полюбить его — впрочем, тоже безнадежно. Тайна гибели Пушкина открылась ей вместе с тайной его волшебной поэзии. Издательство «Амадеус» открывает уникальную серию «Портрет неизвестной». Это мини-романы о судьбах российских женщин всех времен. Наша серия предлагает женщинам заново узнать себя, а мужчинам — в очередной раз попытаться разгадать тайну прекрасной незнакомки. Женщина смотрится в зеркало.
Это викторианский роман о любви, ошибках и заблуждениях, подлостях и истинном благородстве…
Джон, сын вождя приграничного клана Брансонов, спустя много лет вернулся домой, чтобы заставить свою семью подчиниться приказу короля и остановить кровную месть. Чтобы добиться цели, он должен склонить на свою сторону Кейт Гилнок, женщину из союзного клана, за которую его семья поклялась отомстить. Однако красавица, за воинственностью которой скрывается боль, отказывается ему уступать…
После долгих скитаний французский рыцарь Раймонд де Клер поступил на службу к польскому королю Владиславу Ягелло. Бесстрашный воин не догадывался, что вдали от родины найдет то, что искал долгие годы. Пан Янек, едва не погибший от меча Раймонда, стал его верным другом и побратимом. А красавица Ясенка, дочь мазовецкого шляхтича, – женщиной, за которую он готов отдать жизнь. Чтобы спасти любимую и тех, кто стал ему дорог, Раймонд должен выступить с войском короля против жестоких и алчных рыцарей Тевтонского ордена.
Эта книга — третья часть трилогии; первые две книги — «Дочь огня» и «Двенадцать ворот Бухары» — выходили в «Советском писателе» и приобрели широкую известность. Действие романа происходит в 1921 году в молодой Бухарской республике, раздираемой жестокой классовой борьбой. Против революции, против Советской власти выступают сбежавший в Афганистан эмир, турецкий полководец Энвер-паша; активизируются и внутренние враги: басмачи, националисты. В острых коллизиях автор раскрывает характеры героев — Асо, Фирузы и других, знакомых читателю по первым двум книгам.
Клеопатра — самая загадочная царица Древнего мира. Она была женой самого Цезаря, великого императора Римской империи. Однако сердце ее завоевал вовсе не грозный владыка мира, а его самый преданный воин — Марк Антоний. Именно ему она предложила помощь, когда тот вел войну с Октавианом. Именно из-за сообщения о его смерти она стала такой… странной. Принеся жертву кровавой богине Сохмет, Клеопатра обрела невиданные ранее силу и власть, и теперь она отомстит Риму за все.
Роман «Девадаси» рассказывает о судьбе девушек-жриц, «жен бога», смыслом жизни которых становится танец. Вот только желание обрести женское счастье по-прежнему волнует их…