Алиенора Аквитанская - [85]

В конце концов, стало известно, что Ричард заточен в крепости Дюрренштейн; впрочем, за время плена его перевозили из одного замка в другой до тех пор, пока Леопольд не отдал его императору и тот не велел держать его в Шпейере, начиная с 23 мая. Император, так же, как и его вассал, ненавидел короля Англии и довольно подло мстил ему за непрекращавшиеся мятежи его шурина, Генриха Льва, герцога Саксонского, против Священной Римской империи; кроме того, он обвинял Ричарда в том, что тот отстаивал права Танкреда против его жены Констанции. С другой стороны, вернувшись из Святой земли, Филипп-Август не раз подолгу с ним встречался и мог во время этих переговоров настраивать императора против Плантагенета; возможно, между ними даже был заключен союз.

Как бы там ни было, король Филипп мог считать, что отныне руки у него развязаны. Вскоре после Пасхи, 12 апреля, он прибыл к Жизорской крепости, и на этот раз сенешал, Жильбер де Васкей, без возражений ее сдал. Этот предательский поступок, открывший королю Франции дорогу к нормандскому Вексену, показывал, чего теперь следовало ожидать. По всей очевидности, отныне враги Ричарда считали, что он выведен из игры, а его королевство представляет собой легкую добычу, которую можно завоевать.

Так, во всяком случае, полагал Иоанн Безземельный. Добравшись до Нормандии, он немедленно обратился к баронам с призывом признать его наследником престола, однако попытка собрать ассамблею в Алансоне провалилась. Нормандские сеньоры оказались глухи к его призывам. А сенешал в Руане — это был Роберт Лестер, которому когда-то Алиенора помогла вернуть свои земли, — был неподкупен, и Иоанну это было известно. Иоанн не стал упорствовать и вернулся в Париж, где поспешил принести Филиппу-Августу клятву феодальной верности за свои земли и подтвердил за ним права на обладание нормандским Вексеном. Через несколько недель Филипп, в свою очередь, стоял перед Руанской крепостью и требовал немедленно отдать ему город и освободить его сестру Аделаиду. Роберт сообщил, что на этот счет у него нет никаких распоряжений короля и прибавил, что он с удовольствием примет короля Франции, но одного, без свиты, и только при этом условии сможет проводить его к принцессе.

Выслушав этот ответ, Филипп, обладавший живым воображением, тотчас представил себе, как сильно может перемениться ситуация: стоит ему перейти подъемный мост, его со всей любезностью проводят в донжон к сестре, — и какой же великолепный заложник появится тогда у старой королевы Алиеноры для того, чтобы обменять его на ее драгоценного Ричарда! Констатировав, что на этот раз ничего не вышло, он с досадой и разочарованием удалился.

В сложившихся более чем драматических обстоятельствах Алиенора раскрылась полностью. Она вела непрестанную борьбу, она посылала письмо за письмом, одного гонца за другим, она не теряла связи с сенешалями на континенте и крупнейшими баронами в Англии, и ей удалось одновременно помешать замыслам Филиппа и Иоанна, угрожавшим королевству, и использовать все возможности для освобождения сына. По ее приказу все побережье Англии было приведено в состояние оборонительной готовности и оставалось под постоянным наблюдением, чтобы пресечь всякую попытку врага взяться за оружие.

Иоанн попробовал вербовать валлийских и шотландских наемников, но король Шотландии, к которому он обратился, отказал ему в помощи: Вильгельм, как и Ричард Лестер, был должником королевы. Мы располагаем тремя письмами за подписью Алиеноры, адресованными папе Целестину III. Вероятно, составлены они ее канцлером Петром Блуаским, но в этих официальных строках слышится возмущенная интонация, которая не обманывает. В самом деле, совершенно недопустимым было то, что папа, в чьей власти были духовные санкции, весьма действенные в ту эпоху, не сделал ни одной попытки освободить Ричарда, ничего не предпринял для того, чтобы помочь коронованному крестоносцу. Само заглавие этих писем звучит криком боли — «Алиенора, Божьим гневом королева Англии», — а их содержание представляет собой яростный протест, доходящий до угроз римской курии:

«Удручает Церковь, вызывает ропот в народе и уменьшает уважение, которое к вам питают, то, что несмотря на слезы и жалобы целых провинций вы не послали ни единого гонца. Вам часто случалось по самым незначительным поводам посылать кардиналов с неограниченными полномочиями на край света, но в таком отчаянном и прискорбном деле вы не потрудились послать не только иподиакона, но даже и прислужника. Земные короли и правители вступили в заговор против моего сына; его держат в цепях вдали от Господа, в то время как другие разоряют его земли; его попирают и бичуют, и все это время меч святого Петра остается в ножнах. Трижды вы обещали послать легатов и не сделали этого… Если бы для моего сына настали лучшие времена, они поспешили бы на его зов, потому что им известно, с какой щедростью он вознаградил бы их. Это ли вы обещали в Шатору, заверяя в своей дружбе и искренности? Увы! Теперь мне известно, что обещания кардиналов — не более, чем слова…»

И, разгорячившись и вспомнив, как Генрих, ее муж и отец нынешнего короля, положил конец расколу, объединившись с папой Александром в тот момент, когда император Германии поддерживал антипапу, Алиенора в своем увлечении дошла до того, что стала угрожать Целестину III новым разделом: