Alice's Adventures in Wonderland. Аня в стране чудес - [6]

Суровые слова! Вряд ли они справедливы по отношению к П. С. Соловьевой, которая была талантливой и интеллигентной переводчицей, да и по отношению ко всей проблеме в целом. Тут следует, несомненно, иметь в виду ряд обстоятельств. Во-первых, русская переводческая школа в начале своего становления должна была идти путем приспособления иностранных текстов к русской традиции и культуре — это был неизбежный первый шаг включения их в нашу культуру, или, если угодно, нашего включения в их культуру. Сказанное особенно относится к английским текстам — Англия была гораздо более чужда России, чем, скажем, Германия или Франция; об этом свидетельствует, в частности, и тот факт, что до самого конца XIX века немало произведений английских авторов доходило до русского читателя в переводе с немецкого или французского! И с этими историческими фактами нельзя не считаться. Во-вторых, следует, конечно, иметь в виду и особую, игровую специфику текста Кэрролла. Эткинда возмущает, прежде всего, тот факт, что для стихотворных пародий в своей «Алисе» Соловьева использовала пушкинские строки. Но как, скажите, поступать русскому переводчику начала века, когда он хотел донести до читателя ту веселую игру, которую затеял со стихами Кэрролл, а английские оригиналы были российским детям совершенно неизвестны? Перед переводчиком того времени и той культурно-исторической реальности были лишь два пути: либо бездумный буквализм — но тогда пропал бы весь юмор! — либо замена английских «оригиналов» для пародий на русские — и сохранение главного, игрового приема и смеха!

По этому же пути пошел и Набоков — и создал легкие, блестящие и очень смешные пародии! «Исходными» для них послужили «Казачья колыбельная», «Бородино», «Песнь о Вещем Олеге» и некоторые другие стихи, столь же хорошо известные русским детям, как и английские — читателям Кэрролла. А Набоков адресовал свой перевод детям — и, вероятно, даже и не думал о том, что в этой веселой детской книге многое может быть понятно лишь весьма образованным взрослым и специалистам. Не будем упрекать его в этом: мы уже говорили, что глубинный математический, логический и лингвистический смысл обеих сказок об Алисе открылся современному читателю благодаря специальным комментариям представителей разных областей знаний лишь во второй половине XX века.

Перевод имен персонажей «Страны чудес» ставит перед переводчиком ряд дополнительных проблем, которые не разрешимы путем простого русификаторства. Ведь имена у Кэрролла не просто значимы: они зачастую определяют и характер персонажа, и его поведение. Скажем, «Шляпник» в главе о «Безумном чаепитии» — не просто шляпник: он вызывает у английского читателя немедленную ассоциацию с «Безумным Шляпником» из поговорки: «as mad as a hatter». У русского читателя такая аллюзия не возникает — и в результате он не понимает, что в этой главе действуют два патентованных безумца («Мартовский Заяц» перекочевал к Кэрроллу из другой поговорки: «as mad as a March Hare»). Отсюда и вся безумная логика этой главы, и загадки без ответа, и глупейшие каламбуры, и многое-многое другое. Набоков не ставил перед собой задачи дать русскому читателю намек об исконном, идущем из далеких времен «безумстве» персонажей. Точно так же, назвав «Mock-Turtle» «Чепупахой» (веселое «бессмысленное» словечко, в котором брезжит и некий «смысл», как и полагается по законам нонсенса!), он утрачивает «этимологию» этого имени. Правда, Герцогиня в девятой главе объясняет Алисе, что «это то существо, из которого варится поддельный черепаховый суп», а немного дальше в той же главе Чепупаха смотрит ни них «большими телячьими глазами, полными слез», но все ли поняли эти намеки даже в тогдашней, благополучной относительно нас России и русском зарубежье? Да и как связать эти детали с именем Чепупахи, даже если знаешь, что «поддельный черепаховый суп» варится из телячьих ножек? Характерно, что на рисунке Залшупина Чепупаха не имеет никаких «телячьих» атрибутов, в то время как у Тенниела их предостаточно.

Ряд персонажей у Кэрролла имеют имена, прямо связанные с ним самим или с сестрами Лидделл и другими известными им лицами. Скажем, Додо — это сам доктор Доджсон: когда он волновался, он начинал заикаться и произносил, представляясь, свое имя «До-до-джсон», Попугай Лори — это сестра Алисы Лорина, Eaglet — это вторая ее сестра Edith, Duck — приятель Доджсона Роберт Дакворт (Duckworth), который принимал участие в знаменитом пикнике, когда Кэрролл начал рассказывать по просьбе Алисы сказку. Сестры Лидделл появляются опять в главе о «Безумном чаепитии» под зашифрованными именами Elsie, Lacie, Tillie — очень смешные у Набокова «Мася, Пася и Дася» с реальными именами девочек Лидделл никак не связаны. Сейчас нам очень трудно сказать, насколько известна была биография Кэрролла Набокову в то время, когда он переводил «Алису». Знал ли он вышедшее в год смерти Кэрролла подробное жизнеописание, составленное его племянником и первым биографом доктором Коллингвудом, и другие материалы, исправно публиковавшиеся в течение всей первой четверти нового века? Или, что тоже вполне возможно, не ставил перед собой задачи связывать свой перевод со всеми этими частными подробностями авторской жизни, полагая, что они не будут должным образом восприняты в детской книге без комментария?