Алиби - [14]

– Нет, господин полковник, вдруг быстро заговорил он, что-то осознав. – Я не шпион, – сказал он с почти заметным замешательством. – Я только изучаю все происходящее на Земле.

– В Восточном полушарии, не так ли? – улыбаясь, уточнил Горошин, глядя прямо в лицо Координатора.

– И в Западном тоже, – тихо сказал он. – Да. И в Западном, – через минуту повторил он снова.

– А потом? – показал Горошин глазами куда-то наверх.

Перпендикуляр кивнул.

– Только если это интересно с научной точки зрения, – спохватился он. – И хотя на других планетах тоже все быстро меняется, самая непредсказуемая, из всех планет, это – Земля. Здесь часты изменения, которые не всегда понятны, – как-то слегка извинительным тоном заключил Координатор.

Горошин молчал. И поскольку то, что он услышал, предполагало некоторую работу мысли, смотрел теперь на Координатора совершенно пустыми глазами.

– Господин полковник, – неожиданно обратился к нему Координатор, и, должно быть, не будучи уверен, что Горошин его услышал, спросил еще громче – Можно вас попросить кое о чем?

Продолжая молчать, Горошин посмотрел на Координатора, приготовившись слушать.

– Я бы хотел просить вас, – продолжал Перпендикуляр, – называйте меня просто Пер. Не обязательно же «Перпендикуляр», правда? К тому же, у меня есть приятель в Норвегии, которого тоже зовут Пер.

Горошин согласно кивнул.

– Михаил, – через минуту сказал он, представляясь. И было понятно, что против «Пера» Горошин не возражал.

– Я знаю, господин полковник.

– А что вы еще знаете обо мне, кроме имени, что я – полковник и имею привычку дожидаться своих друзей, во что бы то ни стало, – спросил Горошин.

– Всё, – отозвался Пер. – И о вас, и о вашем отце. Он погиб во-он там, у Голдапа, – сказал он так, будто отсюда, с площади, видел это место. – И о вашем сыне, – продолжал Пер. – Его ждет большое будущее. Он станет известным врачом и научится изменять сознание.

Этого еще не хватало, подумал Горошин. И откуда знает, что Митя учится в медицинском.

– Сознание? – тем не менее, спросил он, стараясь что-то уразуметь, – Но, зачем?

Теперь Пер внимательно смотрел на Горошина, не отводя взгляда.

– Ну, хорошо, – примирительно сказал он. – Я не знаю, когда и каким образом во мне поселилось это знание обо всём. Должно быть, тогда, когда мне, как я думаю, подменили сознание. Должен сказать, что это очень обременительно чувствовать и понимать всё. Но иначе, наверное, я не смог бы быть тем, кто я есть сейчас, – промолчал он, все также продолжая смотреть на Горошина.

– Вы никогда не думали, – продолжал он – что сознание – это самый главный фактор, который движет человеком, обществом, цивилизацией. Когда складываются много одинаковых или похожих сознаний, происходят эпохальные вещи. Бывали случаи, когда сознание, или стихийный инстинкт толпы, повинуясь единому порыву, вытесняло все индивидуальное, все личностное, все, что придает жизни разнообразие, обуславливая при этом и противостояние самой стихии. С этим история встречалась ни раз. И это не казалось не только опасным, но даже кое-кому и было желательным. Подстрекая толпу, они не понимали, что, если толпа придет к власти, она не станет осуществлять мечты и идеи некоторых теоретиков, что, принеся с собой свою суть, она уничтожит всякую возможность этого осуществления. Толпе не понятно, что общественное устройство есть часть чего-то большего, чем принято думать. И потому её господство означает, что разум больше не в состоянии формировать общественное мнение и общественные процессы. Вообще говоря, понятие того, что кто-то выше, а кто-то ниже сводится к тому, преобладает ли в человеке разумное или он является человеком толпы. Разумное же в индивидууме способно сохраняться только тогда, когда он – личность. В том высоком понимании этого слова, которое, несмотря ни на что, существует, – говорил и говорил Пер. Он явно торопился, будто стараясь вложить в этот натиск, в эту энергию слова, что-то безусловно важное.

– А теперь скажите, – наконец, спросил он, – Вам это ничего не напоминает?

– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, – твердо сказал Горошин. – Но даже, если попытаться что-то осмыслить, так ведь это наше прошлое. Вамто что за дело?

– Всё просто, – отозвался Пер. – Должен же быть кто-нибудь, кто был бы носителем разума на этой планете, – автоматически, как готовое клише, проговорил Пер. – Кто-то должен быть защитником традиционных ценностей. Вы не согласны? – спросил он, и его пульсирующее пятно забеспокоилось.

– Никогда об этом не думал, – нейтрально отвечал Горошин, с интересом поглядывая на все более усиливающуюся пульсацию.

– Если об этом не беспокоиться, может все повториться, – опять сказал Пер.

Горошин, глядя на Координатора, молчал, обдумывая всю эту фиоритуру. Он понимал, что дело совсем не в том, что только что сказал Пер, но в чем-то другом.

– А, между тем, ведь вопрос не только о власти, – наконец, заговорил Пер снова. – Меняется мировой порядок. Под натиском стихии массового сознания отступает личность. И конечно, дело не в свободе, равенстве, братстве, не в торжестве великих идей. Это понимали уже такие социалисты как Перето, Сорель, – перечислял Пер. И видя, что эти имена ничего не говорят полковнику и профессору истории Горошину, уточнил – после Маркса.