После работы Заноза собрал всех мальчиков в столовой. Али-бабе — он уже догадался, о чём пойдёт речь, — велели выйти.
— Может быть, мне следить, чтобы он не подслушивал у двери? — предложил Макки.
— Пусть подслушивает. Ничего приятного для себя он не услышит, — сказал Заноза.
И они начали обсуждать, как им поступить с Али-бабой.
— Не надо отпускать его из интерната домой целый месяц…
— Пусть он каждый день дежурит.
— Нет, пусть он лучше несколько воскресений подряд пасёт коров…
— Чепуха! Для Али-бабы это не наказание. Такими вещами его не проймёшь!
— Правильно! Помните, как ему приказали ужинать в коридоре. Разве это помогло?.. С Эппке ничего не поделаешь. Ему на всё наплевать. Надо немедля выбросить его из бригады. Исключим, и всё тут… Он нам испортил всё соревнование. Поверьте мне, ребята, девушки обогнали нас только потому, что нам мешает Али-баба. Пока он у нас, бригада будет отставать. Али-баба — это жёрнов, привязанный к нашим ногам.
— Но мы не можем исключить Али-бабу из бригады, — сказал Факир, наморщив лоб. — Это всё равно не получится. Ведь он должен где-нибудь да быть. Либо у нас, либо у девушек. А девушки его не возьмут. Так что говорить об этом — только время терять.
Заноза ударил кулаком по столу.
— Раз так, то лучше поставить вопрос прямо и ясно. Я предлагаю просить руководство исключить Али-бабу из интерната. Иначе нам от него не избавиться. Кто за это предложение?
Все ребята подняли руки.
Малыш, у которого был красивый почерк, взял бумагу и чернила. Он записал то, что продиктовал ему Заноза. Потом бумагу передали по кругу. Все ребята подписали её. Казалось, участь Али-бабы была решена.
После ужина ребята остались в столовой. Инга Стефани прочла вслух постановление бригады юношей, которое ей передал Заноза. Вот что там было сказано:
«Резолюция.
Мы больше не желаем иметь ничего общего с Хорстом Эппке, по прозвищу Али-баба, потому что он:
1) не проявляет старания в работе и учёбе,
2) делает только то, что ему хочется, и
3) безалаберно живёт.
Мы заметили, что ни помощь, ни воспитательные методы не оказывают на него никакого воздействия. Поэтому мы предлагаем исключить Хорста Эппке из нашего интерната.
Мы предлагаем, чтобы эта резолюция была поставлена на голосование на общем собрании».
Члены бригады юношей (подписи).
Али-баба был ошеломлён. Его хотят исключить из интерната! А он-то, надеялся, что отделается восьмидневным дежурством вне очереди…
Инга Стефани положила резолюцию перед собой на стол.
— Я думаю, что, прежде чем сделать этот шаг, — сказала она, разглаживая бумагу, — нам ещё надо всё как следует обдумать… Пожалуйста…
Карл Великий поднялся.
— Я садовник, — сказал он, — и знаю, что, если хочешь привить дикую яблоню, нужно проверить, хороший ли у неё ствол, хорошая ли основа, иначе все труды пропадут даром. У Али-бабы плохая основа, поэтому с ним ничего нельзя сделать. Я всё сказал. Считаю, что этого достаточно.
Некоторые ребята согласились с выступлением Карла. Заноза даже громко крикнул с места:
— Очень правильно!
Али-баба с убитым видом смотрел на свои руки. Инга Стефани наблюдала за ним. «Кажется, его здорово проняло на этот раз, — подумала она. — Будем надеяться, что, пережив такую встряску, он наконец одумается. Надо ещё раз попытаться его исправить. Выгнать это проще всего. Но в таком деле не следует искать лёгких путей…»
В столовой воцарилась гнетущая тишина…
Стрекоза громко вздохнула. Ей было не по себе. Неужели и она проголосует за это решение? Конечно, Али-баба поступал скверно. Совсем недавно он посадил пятно на её голубое платье. Это пятно так и не удалось вывести… Но исключить?.. Её пугало такое решение.
Рената сидела, опустив голову. Её повязка сдвинулась, но она этого не заметила. Рената думала о том Али-бабе, которого она встретила в воскресенье на пастбище. Она вспомнила, как он поил корову из своей рваной шапки, как четыре или пять раз лазил в канаву за водой. Рената снова видела перед собой эту сцену. Нет, Карл Великий ошибся. Тот, кто жалеет животных, не может иметь плохую основу. Конечно, Али-бабу надо наказать. Пьяный ученик — это позор для всего интерната. Но нужно быть справедливым, надо помнить при этом и о другом Али-бабе.
Рената взяла слово.
— Мне не нравится то, что написали ребята, — сказала она, поправляя повязку. — Я считаю, что мы ещё слишком мало знаем Али-бабу.
Её слова вызвали волнение.
— С нас достаточно того, что мы о нём знаем! — закричал Заноза.
— Мы больше не желаем иметь с ним дело! — присоединился к нему ещё кто-то.
Карл Великий высокомерно усмехнулся:
— Рената сама не знает, что говорит. Ей просто жаль Али-бабу. Её сверхчувствительное девичье сердце тает, как воск. Это логично. Впрочем, раньше она говорила совсем другое. Мне кажется, что она была первой, кто потребовал, чтобы Али-бабу исключили из интерната. А теперь, когда вопрос об этом поставлен конкретно, она начинает увиливать.
— Я вовсе не увиливаю. Ты не имеешь права так говорить. Это низко! Я изменила своё мнение. Пожалуйста, не мешайте мне говорить…
Юноши зашумели пуще прежнего.
— Ребята, успокойтесь! — закричал Заноза. — Она разглядела хорошие стороны Али-бабы. Это даже интересно.
