Али-баба и Куриная Фея - [43]
ВНИМАНИЕ! МАГАЗИН ЗАКРЫТ НА УЧЁТ
Али-баба издаёт громкий стон. Но что толку стонать? Ему всё равно придётся ждать, пока в кооперативе не закончится учёба продавцов. Ждать целых два часа! Гулять ему больше не хочется. Как-никак, а он уже прошёл в своих резиновых сапожищах пять километров. Али-баба решает зайти домой. Отчима он не боится встретить. Они с матерью уже давным-давно ушли на работу. Ключ от входной двери лежит в условленном месте — в небольшом углублении под половичком у порога. Уходя на работу, родители обязательно засовывают его туда. Может быть, в печке ещё есть огонь, а в кастрюле найдётся хоть полстаканчика горячего кофе. Ноги сами несут Али-бабу к дому.
Штернкикергассе, дом 17. Али-баба у цели. В этом покосившемся старинном домишке он родился. Али-баба толкает низенькую калитку. Попасть в квартиру можно только со двора. Входная дверь вровень с землёй. Али-баба нагибается, чтобы поднять половичок и взять ключ. Но вдруг он слышит, что кто-то открывает дверь изнутри. Мальчик испуганно вздрагивает… На пороге появляется отчим, нечёсаный, в одной нижней рубашке и в расстёгнутых штанах.
— Ах, это ты! Наконец-то соизволил пожаловать!
Приветствие звучит не очень дружелюбно. Али-баба забывает пробормотать «доброе утро». Его ноги словно приросли к полу. Кто же мог предположить, что Старик останется в понедельник дома? Как глупо он попался! Угодил прямо к нему в лапы!
— Эй, я с тобой говорю! Оглох ты, что ли?
Отчим протягивает руку и, крепко ухватив мальчика за воротник, тянет его на кухню.
— Может быть, ты наконец раскроешь рот? — продолжает он, запирая дверь. — Кажется, ты вообразил, что можешь не являться по воскресеньям домой. Тебе у нас больше не нравится, так, что ли?
Из комнаты выходит мать. Она в засаленном халате. Космы седых нечёсаных волос неряшливо падают на её бледное лицо. Мать только что встала с постели. Вид у неё заспанный.
Отчим надевает подтяжки. Али-баба судорожно глотает слюну. У него пересохло в горле. Если бы только он мог живым и невредимым, улизнуть отсюда! Он рассказывает, что вчера ему пришлось пасти коров.
— Пасти коров? А может, ты просто где-нибудь шлялся? — насмехается отчим.
Раздаётся звук пощёчины. Лицо у Али-бабы горит.
— Это тебе на первый раз. Заруби себе на носу, что воскресенье принадлежит родителям. По воскресеньям ты обязан работать на нас. Понял? Дрова на зиму ещё не наколоты и не сложены. В сарае хоть шаром покати. Небось хочешь, чтобы твои несчастные родители совсем, замёрзли! Такому лентяю следовало бы переломать все кости.
Отчим распаляется всё больше и больше. Вены у него на шее вздуваются, одутловатое лицо наливается кровью.
— Эй, давай сюда получку. Или ты хочешь утаить от меня деньги?
Али-баба бледнеет. Он думает о ботинках, которые ждут его в кооперативном магазине. Он снова видит их перед собой. Новые ботинки! Сороковой размер, цена восемнадцать марок девяносто пфеннигов. Он должен их купить!..
— Бух… бух-гал-тёр заболел, и мы ещё не получили зарплату, — лепечет Али-баба.
— Берегись, чтоб я тебя самого не спровадил в больницу, лживая ты морда! Будешь там лежать вместе со своим бухгалтером!
Отчим замахивается. На Али-бабу обрушивается град ударов. Он сгибается под ними и теряет равновесие. Отчим бросает его навзничь на шаткий кухонный стол. Чашка падает и разбивается на куски. Мать ругается. Али-баба видит, как над мим склоняется пьяное, искажённое гневом лицо Старика. Отчим грубо шарит по карманам мальчика.
— Это мои деньги! Мои! Я хочу купить себе новые ботинки. — Али-баба пытается вырваться, но отчим уже держит деньги в руках.
— Мерзавец! — кричит он и, отпустив свою жертву, недоверчиво пересчитывает марки и пфенниги. — И это всё?
Али-баба кивает. Это действительно всё! У него не осталось ни гроша! Его мечта — прекрасные ботинки за восемнадцать марок девяносто пфеннигов — теперь недосягаема!
Мать подбирает осколки разбитой чашки. Она старается не встречаться глазами с Али-бабой.
— Пятнадцать лет мы нянчились с тобой, и ты нас так отблагодарил! — говорит она грубо.
Хоть бы не слышать голоса матери! Она повторяет слова отчима. И это всего обидней… Старик прячет в карман деньги. Потом он распахивает дверь.
— Марш, щенок! Не хочу тебя больше видеть! Немедленно отправляйся в сарай! И не вздумай бить баклуши. Сегодня к вечеру ты должен расколоть все дрова, не то я покажу тебе, где раки зимуют!
Али-баба колет дрова. Колода раскачивается, тонкие стены дровяного сарая дрожат. Али-баба срывает свою злость на поленьях: он с такой силой опускает на них топор, что щепки летят во все стороны. Подлец, негодяй! Убить его мало! Уже через пять минут он бросает топор в угол. Хватит! Он больше палец о палец не ударит. Пусть мать и отчим сами колют себе дрова. Он прислушивается. Они в комнате. Быстрее! Али-баба удирает. Кулаки у него сжаты. Он строит планы мести. Отчим ещё поплатится за это! Али-баба будет на него жаловаться. Он пойдёт в полицию и в министерство просвещения. А матери он сегодня же напишет письмо — пусть либо разводится со Стариком, либо навсегда распростится с сыном…
При этой мысли Али-баба всхлипывает. Город уже остался далеко позади. Мальчик забирается в густой кустарник, где можно спокойно выплакаться. Это помогает. Его горе уходит вместе со слезами. И, когда часом позже Али-баба прямиком через поля бежит в Катербург, он уже весело мечтает об обеде, который ждёт его в интернате.
