Алхимия желания - [3]

Автобусы и грузовики уже переезжали через горы, переключая передачи. Раздался скрипучий, пронзительный вой, который говорил о том, что еще один старый перевозчик преодолел новый поворот дороги. Внизу, на рыночной площади Джеоликоте — чтобы попасть туда, нужно было переречь долину, — в магазинах появились первые признаки движения, люди начали зажигать очаги. На трассе № 1 (от развилки, у подножия горы, одна дорога идет к Найниталу, а другая — в Алмору мимо нас) было все еще тихо. Только какой-нибудь случайный «Марути» медленно поднимался от долины Джеоликоте, недолго медлил у развилки, затем поворачивал на Найнитал или неспешно ехал в нашу сторону.

Туман пока не начал рассеиваться. В это время года это всегда происходит очень медленно. Еще два часа — и туман поднимется от подножия долины. Сначала несколько плотных белых хлопковых шариков, невероятно чистых, быстро раздуются до такого размера, что заполнят всю долину. В девять часов он окажется в Биирбхатти и начнет подниматься в наш дом. К половине десятого туман отрежет наш дом от окружающего мира, спрятав от нас даже наши собственные ворота. К этому времени мы будем есть мед и тосты в недостроенном кабинете, решая, чем бы заняться — поиграть в скраббл или почитать.

Мне внезапно стало холодно: я вышел на улицу без шали и намочил ноги росой. Забрезжил свет, и в мире появились первые проблески дня. Когда я обернулся, другая долина — Бхумиадхар (ее склоны были усеяны соснами и дубами) — все еще была темной и неподвижной.

Это было одно из преимуществ нашего дома. Он находился на вершине горы, разделяющей две очень разные долины Два разных мира. Один — зеленый, дикий, молчаливый, холодный и мрачный; другой — цивилизованный скучный, зеленовато-коричневый, теплый и яркий.

Можно было выбирать долину по настроению, но чаще всего мы сидели на краю долины Джеоликоте — более теплой, светлой и спокойной. Когда сидишь здесь на террасе, кажется что гора падает к твоим ногам, открывая вид на долину: извилистые дороги, красные крыши старых бунгало, растущие бетонны» конструкции, далекие придорожные магазинчики, аккурат но покрашенные правительственные сооружения, ползущие машины, персиковые и грушевые деревья, простирающиеся сосны, дубы и серебряные пихты составляли нам компанию и создавали ощущение движения где-то в отдалении.

На другой стороне дома дорога в Алмору, проходящая у границ имения, отделяла нас от долины Бхумиадхар, лишая открывавшийся пейзаж интимности. Вид здесь был темным и полным секретов. Толстые дубы и сосны закрывали дорогу к подножию долины; немногочисленные дома и террасы тесно обступили ее и были почти не видны из дома. Дорога шла из самого сердца долины, поэтому иногда на ней встречались дикие животные, в особенности пантеры.

Этот вид наполняет меня невероятной меланхолией песен Мохаммада Рафи. Все было бы превосходно, если бы запись саундтрека не была так испорчена: каждый раз, как вы начинали погружаться в соблазнительную темноту долины, ревущий грузовик закрывал вид и портил настроение. Порой, когда дождь только что закончился, туман был похож на отдельные хлопья из пуха, а вечернее солнце освещало все под определенным углом, долина Бхумиадхар становилась красивей долины Джеоликоте. Но это бывало очень редко.

Окончательно замерзнув, я спустился по каменному поребрику с террасы в кухню, Я стучал по покореженной сосновой двери до тех пор, пока щеколда не открылась, вошел, зажег газ и поставил кипятиться воду в кастрюле. Позади меня бродила Багира. Ракшас, не предполагая, что мы так рано проснемся, еще не пришел из флигеля. Я был рад этому. У меня не было настроения добродушно обмениваться с ним шутками или слушать, как он поет свои бхаджаны.

Оказавшись в обшитой досками части дома, я задержался у столовой, чтобы глаза привыкли к темноте, затем остановился в обветшалой гостиной, где было еще темнее. Потом, осторожно ступая по песку на неоконченном полу, я нашел дорогу к лестнице. Я поднялся на скрипучую третью ступеньку лестницы, четвертую, пятую, перешагнул через сломанную шестую, на цыпочках прошел по залу наверху и мимо веранды, затем тихо толкнул дверь в нашу маленькую комнату.

Старый сундук из гималайского кедра — центр хаоса — стоял у дальней стены, темный и неподвижный, богатое дерево билось в медных ремнях, открытый сверкающий замок висел на его лице.

Физз все еще спала, натянув на себя большое покрывало. Видны были только ее нос и лоб — остальное было спрятано под одеялом и волосами. Пол здесь был бетонный — незаконченный, неотполированный — и мы выбрали эту комнату, потому что могли делать здесь все, что хотели, днем и ночью, не заботясь о том, что половицы могли заскрипеть и разнести звуки по дому.

Я бесшумно двигался по комнате, раздвигая занавески и выравнивая складки.

Она проснулась, когда я надевал свитер, и, протянув руку, сказала:

— Куда ты? Иди сюда, пожалуйста.

Я подошел и поцеловал ее протянутую руку.

— Я вернусь через минуту, — пообещал я, — чай на плите.

Но я не вернулся. Я налил себе большую чашку крепкого сладкого чая, взял пачку печенья и вышел через заднюю дверь, прошел по каменной дорожке и оказался на террасе. Мне отчаянно нужно было прочистить голову. То, что происходило со мной, казалось мне нереальным. Если я быстро не разберусь с этим, это разрушит мою жизнь. Еще одна такая ночь, как сегодня, и я погиб.