Алхимики - [78]

— Amen, — благочестиво протянул субдиакон. — В вас душа ревностного христианина, это превосходно. Господь видит все, и через меня он посылает вам знак. Верьте мне, господин философ.

Его дыхание отдавало сладковатой гнилью испорченных зубов. Андреас внутренне содрогнулся и, наконец, нашел в себе силы отвернуться.

— Кто этот человек, о котором вы говорите? — спросил он.

— Влиятельная и очень щедрая особа. Философия, алхимия — дело, которому он посвятил свою жизнь. Подобно вашему учителю, он собирает знания по крупице и бережно хранит в своем сердце и своей лаборатории. Я поведал ему о вас, и он хочет узнать, чем располагает мэтр Виллем.

— Что от нас потребуется? — повторил Андреас.

Якоб ван Ауденарде прерывисто задышал ему в ухо.

— О, ничего особенного… Слышали вы об «Oculus philosophum»?

— «Оке философа»? Учитель упоминал о нем.

— Значит, эта вещь знакома мэтру Виллему?

— Да, вполне.

— А вам?

— Отчасти.

— Но вы видели ее? — задыхаясь, прошептал субдиакон. — Держали в руках?.. Читали?

— Читал ли я «Oculus philosophum»? — переспросил Андреас удивленно. — Нет. Разве вы не знаете…

— Не объясняйте ничего! — прервал его Якоб. — Не сейчас. Есть вещи, о которых достаточно лишь подумать, и мысль тотчас же обретает форму. Но послушайте: мой покровитель в этом весьма заинтересован. «Oculus philosophum» — квинтэссенция философской мысли, и он жаждет ее заполучить. Если она в ваших руках или ваш учитель знает, кто владеет ею, — скажите, и вас обоих вознаградят сверх меры.

Шум со стороны Намсестрат отвлек его, и он замолчал, тревожно поглядев в ту сторону.

— Но ведь «Oculus philosophum» никому не принадлежит, — произнес Андреас, — и не может принадлежать…

Глухой рокот накатывающей на берег волны вдруг прорвался грозным ревом сотен луженых глоток, и темная людская масса, вынырнув из мутных потоков дождя, распалась на отдельные части, точно витраж от удара о землю. Осколки превратились в людей, вооруженных, чем попало: большинство держало в руках палки и обломки грифельных досок, острых, как ножи.

И все орали:

— Веселись, братья! Потешим имперцев! Да здравствует День дурака!

— Святая Мария, матерь Божья, защити нас, — взмолился субдиакон. — Школяры взбесились!

А толпа уже заполонила Старый рынок и закупорила выходы к Большому рынку, ратуше и на соседние улицы. Еще одна, не столь многочисленная группа собралась у коллегии Святой Троицы. Вытянувшись в цепочку перед трактирами, школяры закричали:

— Действуй, братья! — и в окна трактиров полетели булыжники, палки и обломки досок.

Солдаты де Берга вываливались наружу, как ошпаренные. Многие тут же падали, потому что их не держали ноги, кто потрезвее, пытался удрать — но и тех, и других хватали, срывали с них одежду и голыми бросали в канавы. Оставшихся внутри забрасывали всем, что попадалось под руку.

Прижавшись к стене «Ученого и бутылки», Андреас слышал за ней звон бьющейся посуды, грохот переворачиваемых столов и решительный голос, отдающий команды. Рядом в ужасе трясся субдиакон.

— Во имя Господа, спасите нас! Впустите! — вдруг крикнул он и замолотил в дверь.

Блестящее острие пики, пробив затянутое пузырем окошко, едва не угодило ему в плечо. Субдиакон отшатнулся и вылетел под дождь. Он услышал, как кто-то громко окликает его, обернулся и увидел Ренье.

— Якоб ван Ауденарде! — прогремел пикардиец, приближаясь гигантскими шагами. — Готов ли ты предстать перед Творцом?

С невероятной для его рыхлого тела быстротой субдиакон подхватил полы сутаны и бросился улепетывать.

— Стой! Не уйдешь, крысиная морда! — крикнул Ренье, заставив беглеца припустить еще быстрее. Несмотря на это, пикардиец легко настиг бы его, если бы субдиакон, точно заяц, не метался из стороны в сторону. Вконец разъярившись, Ренье крутанул связку книг, которую до сих пор не выпустил из рук, и запустил ею в бегущего. Тяжелый снаряд ударил субдиакона в спину, а обитый медью угол «Тетрабиблоса» угодил в затылок. Якоб ван Ауденарде упал, и Ренье с Андреасом, подбежав к нему, увидели, что он не двигается и не дышит.

— Ты убил его, — сказал Андреас, глядя, как быстро набухает кровью ворот субдиаконской сутаны.

— Убил крысу, — тяжело дыша, ответил пикардиец. — Только ходила она на двух лапах и прятала хвост под подолом.

— Ты убил его, — повторил философ. — Но зачем?..

— Чтобы не ждать укуса. Пойдем отсюда.

Дождь становился все сильнее, и вода текла ручьем с капюшона на лицо Андреаса.

А от Ренье валил пар, как от разогретого камня.

— Пойдем, — повторил он. — Сейчас здесь станет жарче, чем в аду.

— Ты погубил себя.

— Нет, я спас нас всех. Послушай, недавно в Генте я швырнул в толпу горючую смесь и благодаря этому остался в живых. А сегодня толпа стала таким веществом, и ее можно швырять по своему желанию. Смотри! Смотри, брат Андреас! Это я направил ее сюда, я указал русло этой реке, и она сметет все препятствия на моем пути. Никто не хватится этого жирного слизняка. Его сочтут еще одной жертвой раздоров, еще одной веткой дерева, разбитого молнией. Посмотри туда! Ты видишь? Смерть навострила косу. Сегодня ей предстоит работа, и жатва будет обильной.

— Вижу, — сказал Андреас. — Ты рассчитал верно.