Алхимии манящий свет - [8]

Вот тут-то и приходится вспомнить, что алхимия — наука гуманитарная, нравственная составляющая в ней доминирует над всеми остальными. Кому как не Менделееву понимать, что открытие можно считать состоявшимся, только если оно выстрадано всей предыдущей жизнью? Для алхимика те или иные естественно-научные знания не являются самоцелью, он пользуется сведениями, полученными от искусственного человечка, и тут же отбрасывает их как использованный одноразовый инструмент. А швырнуть в общество томом синтетических откровений, до понимания которых наука ещё не созрела, по меньше мере непорядочно. А что происходит, когда непорядочный человек хватается за алхимию, мы уже знаем.

И последнее… Гомункулус, будучи рождён алхимическим искусством, несомненно, будет пользоваться родной для него терминологией и исходить из тех философских представлений, что породили его. С чего бы, спрашивается, ему менять парадигму? Раз гомункулус создан, значит, старые методы работают и не потеряли актуальности. А если кто-то всерьёз полагает, что современная терминология и сегодняшние научные представления отражают абсолютную истину и уже никогда не изменятся, то подобного специалиста я бы не рекомендовал даже на должность лаборанта.

Однако мы отвлеклись. Рассказ об алхимии оборвался на том, что адепт получил гомункулуса и, пользуясь этим идеальным справочником, приступил к третьей, решающей стадии великого делания. Камень следует растворить в истинной ртути и, подвергнув раствор неким преобразованиям, получить материальный абсолют, истинное золото, обладание которым ставит мастера на один уровень с божеством.

Ох уж эти гуманитарные науки с их нечёткой терминологией! Мы знаем ртуть металлическую, приняли на веру существование ртути философской, а теперь, оказывается, должны изыскивать ртуть истинную, принципиально отличную от первых двух. Потом подбирать соотношение камня и ртути… Короче, вся работа начинается заново.

Об истинной ртути мы знаем ещё меньше, чем о философском масле. Большинство пишущих, даже серьёзные авторы, путают истинную ртуть с философской. А между тем, добавляя к камню избыток философской ртути, мы разрушаем его, вызывая акранию философских сущностей.

Не имея позитивных данных об истинной ртути, попытаемся узнать хотя бы что-то.

После ликвидации в 1927 году галенового производства, вспомогательные помещения аптеки Пеля использовались различными организациями, не имевшими никакого отношения к химии или медицине. В ходе плановых поверок на содержание ртути (меркуризация), которые впервые проводились в начале шестидесятых годов, было обнаружено, что в помещении, находившимся как раз под башней грифонов, содержание паров ртути в сотни раз превышает ПДК. В помещении были подняты полы, и под ними обнаружены разливы ртути. Ртуть стояла лужами, при демекуризации были собраны десятки килограммов ядовитого металла.

Откуда взялась ртуть? Нет, конечно, на фабрике доктора Пеля со ртутью работали: готовили каломель, которая в те времена использовалась в качестве глистогонного средства, и сулему для нужд ветеринарии — лечить зубы лошадям. Но галеновое производство, как уже было сказано, находилось в соседнем здании, а здесь располагалась лаборатория самого доктора. Ртутных форвакуумных насосов, на которые списали столь же мощное загрязнение ртутью в последней лаборатории Менделеева, у доктора Пеля не было. Может быть, хозяин разбил нечаянно бутылку со ртутью и поленился убирать? Но ядовитое действие паров ртути в те времена было хорошо известно, к тому же, ртуть расфасовывалась в небольшие, до пяти килограммов, ёмкости. Так и представляется: берёт доктор бутылочку со ртутью и нечаянно разбивает. Сокрушённо качает головой, берёт следующую и опять нечаянно разбивает. И так десять раз подряд. Нет уж, случайно такие вещи не происходят.

Менделеев в этой истории также упомянут неслучайно.

В 1893 году Дмитрий Иванович Менделеев был назначен директором Главной Палаты мер и весов (ныне, институт метрологии имени Менделеева). С этого времени интересы учёного сосредотачиваются на вопросах точного измерения различных величин. По проекту Дмитрия Ивановича строится новое здание Палаты, то самое, что стоит на Московском проспекте напротив Технологического института. Здание с башней и глубочайшими подвалами. В скверике перед корпусом поставлен памятник учёному, и на глухой стене выложена мозаичная таблица элементов. На первом этаже под самой башней располагалась личная лаборатория Менделеева. В подвалах, вынесенных за пределы здания, на двадцатиметровой глубине хранились, да и сейчас хранятся эталоны длины, веса и других величин. А что было в подвалах под лабораторией? Неизвестно… На втором этаже башни располагался кабинет директора и библиотека. А выше? Тоже неизвестно… Но ведь не случайно Менделеевский корпус института метрологии и лаборатория Пеля выстроены по одному образцу: подвалы, лаборатория и башня над ней.

В пятидесятых годах двадцатого века в Менделеевском корпусе ВНИИМа была организована лаборатория гамма-спектроскопии, в которой работал мой отец, так что, дальнейшее я знаю из первых рук. В подвале был установлен элотрон, в лаборатории — пульт управления и всё вспомогательное хозяйство. Отец несколько раз приводил меня к себе на работу, и строгая охрана пропускала пятилетнего пацана. Лаборатория оказалась довольно мрачным местом, во всяком случае, воспоминания у меня остались самые гнетущие. Впрочем, никаких грифонов я не видал, а рычание, если и слышал, то не обратил на него внимания. Дело в том, что мы жили на Зверинской улице возле самого зоопарка, и настоящий, вовсе не мистический рёв хищников я слышал едва ли не каждый день. Зато хорошо помню, как, оставшись в лаборатории один, и не зная, чем себя занять, я начал играть в кубики. Кубиков нашлось множество, из них была сложена стенка, отгораживающая дальний угол. И хотя кубики оказались невероятно тяжёлыми, стенку я сумел разобрать и принялся складывать из кубиков настоящий домик. За этим занятием и застал меня отец. Оказывается, я разобрал свинцовую защиту, за которой хранились радиоактивные источники.