Алхимическое активное воображение - [9]

Мне трудно комментировать алхимические тексты, поскольку нельзя сказать или найти что-нибудь важное, чего бы Юнг еще не говорил. Те тексты, о которых он не упоминает в своих трудах, в большинстве своем ерунда. Я еще не находила каких-либо относящихся к делу или интересных мест в алхимических текстах, из которых Юнг уже не извлек суть. По этой причине я решила в этой работе взять одного из интересных алхимиков и пройтись по его текстам в целом, для того чтобы дать как можно более яркие впечатления от оригинального материала и его контекста.

Я выбрала текст алхимика Герхарда Дорна, который, должно быть, жил во второй половине XVI века. Ни точная дата его рождения, ни дата смерти не известны, но главные его публикации появились между 1565 и 1578 годами. Мы также знаем, что он был врачом общей практики и последователем, страстным учеником и защитником своего учителя Парацельса. Также в некоторой степени он был выдающимся фармакологом, потому что, в отличие от большинства врачей общей практики тех времен, он использовал не только лекарственные препараты растительного происхождения. Одним из его экстравертных вкладов в фармакологию было открытие того, что если определенные лекарства химического происхождение применять очищенными, дистиллированными, это повышает их эффективность.

Дорн был интровертом и очень религиозным человеком, и, если вы читали последние главы «Таинства воссоединения», где Юнг цитирует его и делает замечания по его работе, вы знаете, что он также пробовал практиковать метод активного воображения. Он пытался говорить о том, с чем имеет дело. Я собираюсь рассказать вам об одном из текстов из этой части его работы.

Юнг иногда определяет интровертную психологическую традицию в алхимии как искусство активного воображения с материалом. Мы в целом считаем, что активное воображение — разговор с нашими собственными комплексами, которые мы и пытаемся воплотить в нашем воображении и фантазиях, а затем объясниться с ними, позволяя эго-комплексу или эго общаться с этими внутренними факторами. Как вы знаете, заниматься активным воображением можно и посредством музыкальных импровизаций или живописи, продуцируя ваш бессознательный материал в виде фантастических рисунков, скульптур или танцев. Вы можете позволить бессознательному выражаться самыми различными способами. Вы можете танцевать фантазии или рисовать кистью странные изображения. Так почему бы не спроецировать собственное бессознательное на химические материалы и немного не пофантазировать над ними? Почему бы вместо того, чтобы собирать мозаику собственных фантазий, выражая содержимое бессознательного, не использовать сторонние материалы, смешивая их? Таковым был интровертный аспект алхимии, и естественно, что во время медитации на эти материалы вы можете общаться с ними.

Помню, когда мне было десять лет, я жила за городом и часто играла в одиночестве в маленьком домике в саду, пристройке к курятнику. Однажды в рубрике естествознания в одной молодежной газете я прочитала статью о том, что янтарь когда-то был смолой старых деревьев, смытых в море. Прочитанное как-то повлияло на мое воображение, и я подумала, что хочу создать желто-янтарную жемчужину. Это был пример алхимического мышления, хотя я не имела ни малейшего представления об алхимии. Тогда я подумала: «Ну, природа создает янтарь путем перекатывания смолы в море, так что мы должны ускорить этот природный процесс». (Это мы видим в каждом алхимическом тексте: «Мы ускоряем природные процессы».) Я не имела ни малейшего представления, как это сделать, и поступила наивно. Я думала, что морская вода состоит из воды с солью и йодом, так что я просто взяла соль с кухни и йод из аптечки моих родителей и смешала их, не заботясь о пропорциях. Далее я собрала смолу с деревьев по соседству, и, естественно, она была полна грязи и коры. Так что я подумала (и это опять была неосознанная алхимия), что, прежде чем смешивать вещества, их надо очистить по отдельности. Морская вода была чистой, но смолу пришлось плавить, а затем пропустить через сито. Пока я плавила ее в стащенную кастрюлю, я испытывала жалость по отношению к ней и беспокоилась, не страдает ли она от боли. Я думала, что, будь на месте смолы живой человек, он давно бился бы в агонии, поэтому я так беспокоилась, действительно ли материя неживая, испытывает ли смола боль, когда я нагреваю ее. Именно из-за этого я и говорила с ней. «Послушай, ты, должно быть, терпишь страшные муки, но потом ты станешь такой красивой желтой янтарной жемчужиной, что это стоит того», — говорила я.

Ну а потом наступил грустный конец эксперимента, как это частенько и бывало с алхимиками. В общем, все это добро загорелось, и я сожгла брови, а родители, таким образом, обо всем узнали и, к сожалению, положили конец моей алхимии. Лишь позже, когда мне было девятнадцать или двадцать и когда я встретила Юнга и он попросил меня искать для него определенные алхимические тексты, я обнаружила, что делала те же архетипические вещи, которые делались на протяжении всей истории алхимии. Как вы видите, это был один из случаев спонтанного появления архетипических ситуаций, потому что в библиотеке моих родителей на тот момент не было ни одной книги с хоть каким-нибудь намеком на алхимию в ней. Я даже не могла списать подобное знание на криптомнезию. А в начальных классах моей деревенской школы никто и слышать не хотел ни о каких жемчужинах и алхимии. Вы могли бы назвать это проявлением активного, а точнее, в то время пассивного воображения, но воображения, воплощающего фантастическую игру с материалом, не рисование золотой жемчужины, но ее создание. Именно подобное происходило и с теми алхимиками, что были охвачены на внутреннем и внешнем плане архетипом трансформации, с алхимиками, полностью отдавшими себя Великому Искусству.