Алгоритмы для жизни: Простые способы принимать верные решения - [88]

Впрочем, это те случаи, в которых мы не обращаемся к случайности – хотя, возможно, следовало бы.

Пожалуй, самым значимым политическим философом XX века был Джон Роулз из Гарварда, который поставил перед собой амбициозную задачу примирить две, казалось бы, противоположные ключевые идеи в его области: свободу и равенство. Будет ли общество более «правильным», когда его члены больше свободны или больше равны? И должны ли эти два понятия быть действительно взаимоисключающими? Роулз предложил ряд вопросов, которые он назвал завесой неведения. «Представьте себе, – говорил он, – что вам предстоит появиться на свет, но вы не знаете, кем вы родитесь: мужчиной или женщиной, богатым или бедным, горожанином или крестьянином, больным или здоровым. И прежде чем узнать это, вам нужно было бы выбрать, в каком обществе вы бы хотели жить. Чего бы вам хотелось?» Оценивая различные общественные устройства из-за завесы неведения, утверждал Роулз, мы бы скорее пришли к консенсусу, как должно выглядеть идеальное.

Но что мысленный эксперимент Роулза не учитывает, так это вычислительную сложность нужности общества за этой завесой. Как мы в этом гипотетическом сценарии можем удержать в уме всю необходимую информацию? Давайте на секунду отложим в сторонку такие глобальные вопросы, как справедливость и честность, и попробуем применить подход Роулза, например, к предлагаемым изменениям в системе медицинского страхования. Представьте себе вероятность, что некий человек рождается, чтобы стать в будущем секретарем городского совета где-нибудь на Среднем Западе; умножьте это на распределение различных планов медицинской помощи, доступных государственным служащим в различных среднезападных муниципалитетах; умножьте на актуарные данные, которые предполагают вероятность, допустим, перелома берцовой кости; умножьте это на средний счет за среднюю процедуру лечения перелома берцовой кости в больнице Среднего Запада, учитывая распределение возможных планов страхования… Итак, будет ли предложенная реформа медицинского страхования хорошей или плохой для народа? Мы едва можем оценить таким образом одну-единственную ногу, не говоря уже о жизнях сотен миллионов людей! Философы – оппоненты Роулза продолжительное время спорили, как именно мы должны использовать информацию, полученную с помощью завесы неведения. Должны ли мы, к примеру, пытаться максимизировать среднее счастье, срединное счастье, общее счастье или что-то еще? Каждый из этих вопросов, как известно, оставляет место для пагубных антиутопий – таких как город Омелас, выдуманный писательницей Урсулой Ле Гуин, в котором процветали изобилие и гармония, но один ребенок прозябал в страшной нищете. Это достойная критика, и Роулз тактично обходит эту тему, оставляя открытым вопрос, что же нам следует делать с полученной из-под завесы информацией. Но, возможно, гораздо более важный вопрос: а как эту информацию вообще получить?

Ответ на этот вопрос дает нам информатика. Скотт Ааронсон из Массачусетского технологического института удивляется, почему ученые-компьютерщики до сих пор не имеют решающего влияния на философию. Как он подозревает, одна из причин – просто их «неспособность связно объяснить, какой вклад они могут внести в концептуальный арсенал философии». Ааронсон уточняет:

Можно подумать, стоит нам узнать, что нечто исчислимо (не важно, занимает это исчисление 10 или 20 секунд), как мы тут же решаем, что это дело инженеров, а не философов. Но это заключение не было бы столь очевидным, если бы речь шла о выборе между 10 и 101010 секундами! И в самом деле, в теории сложности вычислений количественные интервалы, о которых мы так печемся, обычно настолько широки, что приходится считать их еще и качественными интервалами. Задумайтесь, к примеру, в чем разница: прочесть 400-страничную книгу или читать каждую такую книгу, написать тысячезначное число или досчитать до этого числа.

Информатика дает нам возможность разбить на подпункты общую сложность оценки всех возможных вариантов социального обеспечения в случаях, подобных перелому голени.

Когда нам нужно обосновать необходимость, к примеру, реформы национальной системы здравоохранения (эта огромная махина сложно поддается пониманию), наши политические лидеры, как правило, предлагают две вещи: тщательно отобранные личные примеры из жизни и совокупную статистическую сводку. Примеры из жизни, конечно, яркие и увлекательные, но абсолютно нерепрезентативные. Практически любой законодательный акт – не важно, насколько он компетентный или бестолковый, – всегда с кем-то сработает лучше, а с кем-то хуже, так что выбранные истории не отражают реальных перспектив для расширенного набора параметров. Совокупная же статистика, наоборот, всеобъемлющая, но неубедительная. Мы могли бы, к примеру, узнать только, сократились ли средние страховые взносы по стране, но не то, как это изменение сработало на более детальном уровне: они могли снизиться у большинства, но, как в случае с Омеласом, некие группы населения могут испытывать финансовые затруднения – студенты, жители Аляски или беременные женщины. Статистика всегда рассказывает нам лишь часть истории, оставляя за кадром исключения из общей картины. И зачастую мы даже не знаем, какая статистика нам нужна.