Алешка - [7]

— С паром, Алешенька! — сказала Марина. — Одевайся. Сандалии — тоже твои, Митрич привез.

Больше всего понравился Алешке ремень с блестящей пряжкой. Оделся Алешка в новый костюм — совсем другой парень. Ладный, подтянутый, даже как будто ростом повыше стал.

Марина сама застегнула пуговицы на гимнастерке, расчесала Алешкин чуб.

— Хорошо помылись?

— Хорошо, — сказал Алеша, — аж кожа горит.

Сели за стол ужинать. Марина постаралась, нажарила котлет с макаронами. Алешка проголодался, ест — только за ушами хрустит.

После ужина вышли Митрич и Алешка из дома, присели на лавку.

— Какие книги читаешь? — спросил Митрич.

— Книги? — удивился Алешка. — Да я их и не читаю вовсе. У меня времени нет. Я, дядя Петя, и сплю-то мало, встаю рано, даже днем спать хочется.

— А как пионерские дела?

— Не знаю. В школе был пионером, а теперь не знаю... На сборы меня не зовут. Может, уже давно вычеркнули.

— Вот как! — сказал Митрич. — Даже не знаешь, пионер ты или нет. Это, брат, никуда не годится.

— А я позабыл об этом, работы много, — сказал Алешка. — У нас с дедушкой стадо знаешь какое — молоко не успевают на завод отвозить. Что же, я виноват?..

— И в самом деле тебя, Алешка, винить трудно, — задумчиво сказал Митрич.

Стало темнеть. Поодиночке начали проглядывать звезды. Послышался шорох листвы. Это ветер лениво ворочался в саду, словно устраивался там на ночлег. После сытной еды Алешку клонило ко сну.

В это время примчался Андрейка. Возбужденный бегом, горячий, как уголек, он вытянулся перед Алешкой, поднял правую руку над головой и отрапортовал:

— Алешка, задание выполнено. Коровы подоены. Бидоны наполнены, даже с верхом. Стоят теперь в роднике. Доярки свободны, а я голодный. Виноват, забыл: твоя порция парного молока хранится в надежном месте. — Андрейка похлопал себя по животу.

Алешка стоял перед Андрейкой тоже навытяжку. Вспомнилась школа, пионерский отряд.

— Рапорт сдал! — крикнул Андрейка.

— Рапорт принял! — ответил Алешка, обнял своего друга, и начали они бороться...

— Хватит, хватит вам возиться! Андрейка, испачкаешь Алешку... — крикнула Марина из сеней.

Андрейка бросил Алешку, подбежал к матери, обнял и ну ее крутить...

— Мам, я спать буду вместе с Алешкой!

— Иди мыться, — сказала Марина, целуя Андрейку в темя. — Поешь, потом разберемся, кому где спать.

Андрейка, как говорится, ноги в руки — и марш в баню. Марина вслед за ним понесла белье.

Митрич с Алешкой зашли в избу, зажгли свет. Была у Марины привычка сумерничать. Сидит вечером в потемках, одна. Зажмурит глаза, а в голове думы плывут — невеселые, вечерние. О чем думает? Неизвестно. Может быть, о муже, который на целый год запропал в городе. Или об Андрейке, который носится тем временем со своими приятелями.

В потемках-то лучше думается.

— Ну, Алеша, давай спать. Тебе Марина постелила в сенях. Андрей ляжет на погребице — это его любимое место, а тебе с ним нельзя: он как вьюн ворочается, все равно спать не даст, — сказал Митрич.

— Дядя Петя, а можно мне чуть-чуть посидеть с Андрейкой?

— Немного можно.

Пришел Андрейка из бани, поел, выпил кружку молока — и готов. Наконец-то они остались вдвоем. Забрались на погребицу. Андрейка достал из-под постели какую-то тряпку и показал Алешке:

— Видал?

— Ну и что... — сказал Алешка. — Наш рюкзак, ничего особенного.

— Правильно, рюкзак.— Андрейка хитро улыбнулся. — Только разве рюкзаки пустые бывают? Понимать надо!

— Конечно, бывают. — Алешка ничего не понимал. — Вот этот же пустой.

— А мы сделаем, чтобы он был полный... — таинственно сказал Андрейка.

— Чего ты мне загадки загадываешь? — рассердился Алешка.

— Ничего не загадка. Был рюкзак пустой — станет полный. Понятно?

— А-а, за горохом? — догадался Алешка.

— Да мне гороху и даром не надо. Эх, ты! Знаешь, где я сегодня был? В большом саду! Там анис уже поспел и грушовка... Я уже разведочку сделал. Вот, тебе яблоко оставил.

Взял Алешка яблоко, надкусил — во рту тает. Загорелся:

— Идем!

— Сандалии сними, через забор полезем.

Мимо дома прокрались ребята на огороды. Тихо сейчас в селе, даже собаки не лают. Никто их не видит, только луна сверху подглядывает.

Идут по тропе. Сто раз здесь ходили, а места будто и незнакомые. По обеим сторонам — картошка. Листья у нее от лунного света серебряные. На околице стоят избы. Крыши блестят, словно сделаны из белой жести. Все меняется в неверном лунном свете: дорога через поле серебрится, как речка, так и хочется прислушаться, не журчит ли. Далекие постройки будто присели — расплылись, сливаются с темнотой.

Андрейка шепотом:

— Эх и ночь, Алешка! Никогда такой не видал.

— И я не видал,— отозвался Алешка.

И снова замолкли. Мягко шлепают босые ноги по пыли. Вот и сад.

— Яблоки рвать не будем, — прошептал Андрейка.

— А что, смотреть на них? Зачем тогда шли?

— Опять ты, Алешка, не понимаешь. Я же не сказал, что без яблок уйдем.

Алешке надоели Андрейкины загадки, но спросить боится — еще услышат.

Сад обнесен высоким забором. Вокруг забора густо посажена акация — ветроломная полоса. Подошли ребята к забору и скрылись в густой тени деревьев. Перелезли. Сначала Андрейка, затем Алешка. В саду никого не видно. Стоят яблони рядами, молчат. Алешка поднял с земли яблоко и надкусил. Яблоко хрустнуло на зубах так громко, что Алешка даже испугался. Прислушался... По-прежнему никого нет. Только тогда почувствовал, как свело скулы.