Алешка - [6]
Сегодня с утра думал об этом Митрич. И оттого что так радостно встретил его Алешка, Митрич еще сильнее рассердился на себя. Потому и за Алешкой послал, хотя особой нужды в этом не было.
Алешка же прискакал к верхней ферме, как конь на скачках, взмыленный. Спрыгнул с коня, привязал его — и бегом в помещение. Калитку все же на всякий случай оставил открытой. В длинном проходе никого не было. Отворил Алешка дверь в станок, вошел туда. Бык, услышав шаги, забеспокоился. Он был привязан крепко. Две цепи тянулись к стене от его морды, они были прикреплены к кольцам в стене.
— Байкал! — позвал Алешка.
Бык потянулся к нему мордой, но цепи удержали его. Алешка смело протиснулся между Байкалом и стенкой, похлопал быка по загривку. Байкал ткнулся мордой в Алешкину грудь, обнюхал лицо и руки. Он явно искал чего-то. Алешка вынул из кармана кусок хлеба, протянул Байкалу на раскрытой ладони. Бык осторожно взял хлеб губами, прожевал и шумно вздохнул.
Митрич, Егор Васильевич и Иван Ефимович, сидя в правлении, видели, как прискакал Алешка, но не вышли к нему, оставили одного с Байкалом. Лишь спустя некоторое время они направились к ферме и остановились у дверей. Успокоившийся Байкал ел траву. Алешка увидел мужиков, подошел к ним.
— Иван Ефимович, здравствуйте. — Алешка протянул председателю руку.
— Здравствуй, Алеша. Успокоил быка? Мы тут без тебя никак с ним совладать не могли. Ты давай навещай его.
— Я Байкала не брошу, — твердо сказал Алешка. — Он, Иван Ефимович, у меня балованный. Ему кусок соленого хлеба — обязательно каждый день. Вы тут ему давайте.
— Не беспокойся, Алеша, выполним.
Мужики, попрощавшись с Алешкой, отправились по домам.
— Идем, Алешка, и мы домой, — сказал Митрич.
Алешка, прежде чем уйти, отвел лошадь на конюшню и задал ей корму. Митрич одобрительно кивнул головой: хороший хозяин вырастет из парня.
Наконец и Алешка с Митричем направились к дому. Идут они вдоль села рядом, как сын с отцом. Светло на небе, светло и ясно в душе Алешки. Хотел Митрич взять Алешку за руку, да постеснялся: еще обидится, большой уже.
— Марина, принимай работников! — еще из сеней крикнул Митрич.
— Не кричи, готово все, — появилась из избы Марина. Невысокого роста, коренастая, румяная, в белом переднике. Увидела Митрича, заулыбалась. Видно, успели уже помириться.
Митрич снял китель, стянул сапоги. Дома он любил ходить босиком. Без кителя Митрич стал даже как будто шире, плотнее. Желваки мышц перекатывались под кожей. Грудь широкая, крепкая, хоть молотом по ней стучи.
— Накрывай на стол, проголодались хуже волков!
— И близко к столу не пущу, — засмеялась Марина. — От одного карболкой несет, другой весь в мазуте. А ну марш в баню!
Марина сдвинула брови, словно рассердилась, но Алешка знал, что все это одно притворство. Была Марина чем-то похожа на его мать — такая же хлопотливая и веселая. Вспомнил Алешка о матери, насупился. А Марина, будто поняла его, подошла и погладила по голове.
— Ты что это такой сердитый, Алешенька? Господи, да у тебя в волосах целый пуд грязи! Петя, остриги его сейчас же! Чтобы я этих волос больше не видела.
Алешку усадили на табурет. Накинула Марина на его плечи полотенце, и началась стрижка. Алешке очень хотелось, чтобы Митрич оставил челочку, но сказать об этом он не решился. Однако Митрич и сам догадался, оставил чубик, как полагается. Взглянул Алешка в зеркало и едва себя узнал: голова белая и кажется большой, как котел.
— Вот это дело! — Марина провела по Алешкиному затылку рукой против волос. — Хоть куда парень.
Потом Марина быстро собрала белье. Алешке завернула новые трусы и рубаху. Сама проводила до бани. Зашла в мыльню, плеснула воды на камни и открыла дверь:
— Пускай угар выйдет, потом зайдете. Веник в корытце лежит. — И ушла.
Митрич посадил Алешку на полок, окатил горячей водой и начал мылить. Обгоревшая Алешкина кожа слезала с тела целыми пластами.
— Комары-то дают знать? — спросил Митрич, глядя на расчесанные Алешкины ноги.
— Хватает, — сказал Алешка. — Они и в шалаш лезут, собаки.
Трет Митрич Алешку мочалкой, а про себя думает, что парень за все лето в бане-то, наверное, первый раз. Видно, никому и в голову не приходило отмыть парня.
— Дядя Петя, давай я тебе спину потру.
— Погоди, Алешка, сначала твою спину отшлифуем. Грязи на тебе накопилось — хоть возами вози.
Сполоснул Митрич Алешку теплой водой. Алешка слез с полков и принялся тереть спину Митричу.
— Теперь давай попаримся. — Митрич плеснул ковш воды на раскаленные камни.
Паром пыхнула каменка. От жары Алешка присел на пол. Митрича на полках еле видно сквозь плотный туман. Втащил Митрич Алешку на полок и принялся обрабатывать веником. От шлепков веника приятно зудит кожа. А Митрич хлещет — только успевай поворачиваться. Живого места не осталось на Алешке. Тело вспыхнуло, закраснелось, будто ошпаренное.
Не стало больше у Алешки терпения. Спрыгнул с полков — и бегом наружу. Выскочил в предбанник. В приоткрытую дверь тянет легкий сквознячок, обдает прохладой горящее тело. Ф-фу, хорошо!
Вернулся Алешка в чистых, шелестящих трусиках, а на стуле лежат новые брюки и гимнастерка, на полу стоят новенькие сандалии.
