Алёша Карпов - [72]

Едва сдерживая ярость, Алеша с ненавистью смотрел на Жульбертона. Этот «доблестный и бескорыстный» союзник был убийцей его отца, обманщиком и шпионом, ненавидевшим русский народ.

Когда командир полка закончил речь, Алеша попросил английского лейтенанта подняться на трибуну и рассказать, как он относится к русской революции.

Жульбертон отказался от выступления, заявив, что он не уполномочен говорить о революции.

— Но вы, господин лейтенант, сейчас находитесь на русской территории, а не на английской, — настаивал Алеша. — И если вы против революции, то нам с вами не по пути.

— Говорить о таких вещах в данный момент — безумие, — упорствовал Жульбертон. — Я прибыл сюда не за этим. Вы — солдаты. В нашей армии за такие дела расстреливают.

— И вы с этим согласны?

— Да. Конечно. Я офицер английской армии и бунтовщикам потворствовать не намерен. Вы должны воевать. Митинги организовывают немецкие шпионы.

Через минуту Жульбертон пожалел, что так необдуманно высказался. Только обещание командира немедленно отправить англичанина с территории полка спасло его от неприятностей.

Все старания меньшевиков и эсеров привлечь участников митинга на свою сторону оказались напрасными. Они не смогли провести резолюцию о войне до победного конца. Было принято решение, требующее прекращения войны.

А через неделю после митинга Алексея вызвал военный следователь. Пожилой поручик с большими выцветшими глазами предъявил ему обвинения в измене родине и оскорблении союзников.

Слушая материалы обвинения, Алеша угрюмо смотрел в окно. Он думал о больной одинокой матери, ждущей своего единственного сына, видел тоскующий, полный любви взгляд умирающего отца и вспоминал его последние слова:

— Помни, Алеша, пока не отрубите голову гадине, житья вам не будет.

Он тяжело вздохнул: «Одну главную вроде и отрубили. Но это, оказывается, далеко не все. Временное правительство точно так же, как и царь защищает буржуазию и идет у нее на поводу. Все так же льется солдатская кровь».

Он повернулся к следователю:

— Союзники хотят, чтобы мы опять начали наступление? До победного конца чтобы лезли?

Следователь гневно посмотрел на Алешу.

— А почему «опять»?

— Да ведь царя-то, главного друга ихнего, вроде свергли?

— Видите ли, молодой человек, поскольку союзники помогают нам защищать наше свободное отечество, нашу народную революцию, постольку, значит, они делают доброе дело. Значит, стоять нам в стороне как-то неудобно. Как ни вертите, а немцы — наши общие враги, и пока они не будут уничтожены, мы должны будем воевать. Воевать за наше достоинство, за нашу честь и свободу. Вот, гражданин Карпов, как нужно понимать это дело! А теперь извольте все-таки ответить: кто вам помогал составить речь, которую вы произнесли на митинге? Я не имел чести там присутствовать, но, по утверждению очевидцев, она сбила с толку даже благоразумных солдат.

Алексей почти не понимал, что говорил ему следователь. Роились мысли о том, что будет через два-три дня. Измена… Военно-полевой суд. Судить будут офицеры. Где выход? Он вспомнил: если войти в среднюю дверь, напротив, в стене уборной дыра… Лес…

— Отвечайте на заданный вопрос, — строго повторил следователь…

— Да… да… сейчас отвечу, — горбясь от мнимой боли, пробормотал Алеша. — Разрешите только сходить до ветра. У меня с утра рези…

Следователь поморщился. Вызвал дежурного.

— Дайте двух солдат, пусть проводят его в уборную. Да скажите, чтобы как следует смотрели.

Ночь была темная. Слышался грохот проходившего поезда.

Алексей вошел в среднюю дверь. Дыра в стенке еще не была заделана.

Через несколько минут взволнованные солдаты докладывали дежурному, что Карпов убежал через дыру в стене.

Пока дежурный докладывал об этом следователю, солдаты тоже убежали. Они решили не подвергать себя опасности и присоединились к тем многим тысячам дезертиров, которые теперь ежедневно убегали из армии.

Глава тридцать шестая

На ближайшей станции, вместе с ранеными и дезертирами, Алексей забрался на крышу товарного вагона. Станции кишели солдатами. К фронту двигались поезда с новым пополнением. С фронта ехали раненые, больные, командированные, а больше всего дезертиры. На платформах станций то и дело возникали митинги. Они проходили бурно и часто длились по нескольку часов. Везде чувствовалось меньшевистко-эсеровское засилье. Ораторы призывали солдат поддерживать временное правительство, ратовали за войну до победного конца. Слушая эти речи, фронтовики ругались, влезали на трибуны и требовали, чтобы эти ретивые «вояки» сами ехали на фронт и там доводили войну до «победного конца».

На одну из больших узловых станций Алеша приехал в самый разгар митинга. Было шумно. На путях стояли десятки воинских эшелонов. С трибуны до него долетел знакомый голос. Вглядевшись в оратора, тоненького подпрапорщика, Алеша узнал друга своего детства — Сеню Шувалова.

Он, по-видимому, только окончил училище и имел вид, который обыкновенно появляется у людей, только что оперившихся и воображающих, что они все знают и все могут.

— Мы не покинем своих доблестных союзников, — картинно взмахнув рукой, кричал Шувалов. — Выполнение союзнических договоров — это наш священный солдатский долг. Я даю вам клятву в том, что наш полк, от имени которого я здесь выступаю, будет бороться с врагом до полной победы.