Алеша, Алексей… - [48]
15
Я хорошо помню, как это случилось. В декабрьские дни торжественный голос диктора возвестил о наступлении под Москвой. Затаив дыхание, мы слушали сводку Совинформбюро. Никогда до этого я не слышал по радио ничего, что доставляло бы такую глубокую радость.
«В течение 20 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах. На ряде участков Западного, Калининского, Юго-Западного и Ленинградского фронтов наши войска, ведя ожесточенные бои с противником, продолжали продвигаться вперед, заняли ряд населенных пунктов и в том числе города: Волоколамск, Плавск и станцию Войбокало (южнее Ладожского озера)».
Дальше говорилось о действиях партизан Тульской области.
«По далеко не полным данным, партизаны только за последний месяц пустили под откос три немецких железнодорожных воинских эшелона, сожгли 15 фашистских танков, взорвали 102 автомашины с пехотой и 29 пулеметами, 35 мотоциклов и 70 повозок. Бойцы тульских партизанских отрядов истребили до 1200 вражеских солдат и офицеров».
А в передаче «В последний час» перечисляли наши трофеи: десятки самолетов, сотни танков, орудий и минометов, тысячи автомашин… Мы тогда считали, что начавшееся наступление не приостановится, что в ближайшие дни враг будет наголову разбит. Никто не знал, что впереди еще почти три с половиной года войны.
Домрачев пришел в цех, расчистил место на моем верстаке, чтобы положить газету, но так ни разу и не взглянул в нее. Он помнил сводку наизусть.
Катя радостно пожала мне руку. Трагелев внешне ничем не выразил своей радости, но, работая рядом, я прислушался — он все время напевал что-то. Морячок, ударив меня по плечу, спросил восторженно:
— Значит, скоро домой?
Бекас проговорил мрачно:
— Похоже, что обойдутся без меня. Здорово погнали фашистов.
Буров подарил мне карту европейской части СССР, и я прикрепил ее кнопками к фанерной перегородке над койкой. Из булавок и куска красной материи я смастерил десятка два маленьких флажков и укрепил их во всех освобожденных населенных пунктах. Посмотреть карту с флажками приходили даже из других квартир.
Буров рассказал мне о томиче Иване Черных, который вместе со штурманом-лейтенантом Семеном Косиновым и стрелком-радистом Назарием Губиным, защищая Ленинград, повторили подвиг Николая Гастелло. Он слышал это по радио. А потом я прочел в газетах.
В конце декабря получил письмо от Юрки Земцова.
«Здравствуй, Алеша! Жалко, что мы не можем поговорить, а всего не напишешь. Трудно было в первые месяцы, когда мы отступали. А теперь, после победы под Москвой, совсем по-другому дышится. Ты видел бы эти поля под Ельцом и Епифанью, забитые мертвой немецкой техникой, и занесенные снегом тысячи трупов наших врагов. Видел пленных в валенках, сплетенных из соломы. Смешное зрелище, но нам… (Что-то зачеркнуто военной цензурой)… штудируют законы истории. Освободили Ясную Поляну — нашу национальную святыню. К одному привыкнуть не могу и, кажется, никогда не привыкну — к бомбежкам. Каждый раз внутри что-то обрывается, а земля качается волнами. (Опять что-то зачеркнуто толстым химическим карандашом.) Ну, живи, друг. Скоро встретимся».
Вместе с этим пришло письмо от Шурочки.
«Алексей, в семье Земцовых страшное горе — погиб Юрий. Обстоятельства неизвестны, но пришло официальное извещение. Мать его, ты помнишь, была почти молодая женщина, а сейчас настоящая старуха. Разговаривает вслух сама с собой. Меня встретила — не узнала. Она твердит, что это какая-то ошибка, что Юра скоро пришлет письмо. Да, по правде сказать, это и у меня никак не укладывается в голове — так и кажется, что он вышел покурить в коридор и стоит с книжкой в руке. Шура».
Опять ходил в военкомат. Военком принял меня вежливо. Я рассказал ему о себе, о маме, дал прочесть оба последних письма, но все без толку. Уходя, столкнулся в прихожей с Бекасом. Он тоже направлялся к военкому — в новой стеганке, новых валенках, в фуражке, несмотря на мороз. Мне едва кивнул, показав тем самым, что ни о чем не хочет говорить. Значит, не оставил своей мечты попасть в летное училище.
Из военкомата я пошел на Алтайскую. Почему-то в голову вбилась дурацкая мысль, что я встречу Олю. А впрочем, чем черт не шутит. Долго ходил по улице, всматривался в старые дома, несколько раз выходил на берег реки. Встретил бойкую старушку, которая гуляла с маленькой девочкой, вероятно, внучкой. Спросил, живет ли она на Алтайской. Да, на Алтайской. Давно? Да, почитай, всю жизнь. Не видела ли она здесь девушку на костылях, красивую такую? Старушка поспешно сказала: «Нет, нет, не встречала», — и увела внучку. По всей вероятности, она усомнилась, в своем ли я уме.
В этот же день (отпросился с работы для улаживания личных дел) побывал и в адресном бюро. Оказывается, Ольга Михайловна Перевалова, рождения 1922 года, прописана все еще на Спортивной. Туда я, конечно, не пошел. Только бы она не уехала из Томска. А куда ей ехать? Насколько я знаю, у нее нигде нет угла. Как и у меня.
«Здравствуй, Шура!
После гибели Юры послал тебе два письма. Это уже третье. А ты молчишь. Стоит ли писать, если ты не хочешь отвечать. А почему я писал тебе? Только потому, что иногда хочется поговорить. Просто поделиться.
В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».
В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.
Член Союза писателей СССР Леонид Гартунг много лет проработал учителем в средней школе. Герои его произведений — представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, работники библиотек) и школьники. Автора глубоко волнуют вопросы морали, педагогической этики, проблемы народного образования и просвещения.
Книги прозаика Л. А. Гартунга хорошо известны томичам. Педагог по профессии и по призванию, основой своих произведений он выбрал тему становления характера подростка, отношение юности к проблемам взрослых и участие в решении этих проблем. Этому посвящена и настоящая книга, выход которой приурочен к семидесятилетию писателя.В нее включены две повести для подростков. Герой первой из них, Федя, помогает милиции разоблачить банду преступников, вскрывающих контейнеры на железной дороге. Вторая повесть — о детях, рано повзрослевших в годы Великой Отечественной войны.
В центре повести Леонида Гартунга «Зори не гаснут» — молодой врач Виктор Вересов, начинающий свою трудовую жизнь в сибирском селе. Автор показывает, как в острой борьбе с темными силами деревни, с людьми — носителями косности и невежества, растет и мужает врач-общественник. В этой борьбе он находит поддержку у своих новых друзей — передовых людей села — коммунистов и комсомольцев.В повести, построенной на острых личных и общественных конфликтах, немало драматических сцен.На глубоком раскрытии судеб основных героев повести автор показывает трагическую обреченность тех, кто исповедует философию «жизни только для себя».
«Я путешествую… и внезапно просыпаюсь в предрассветной тишине, в незнакомом гостиничном номере, в бедной стране, где не знают моего языка, — и меня бьет дрожь… Лампа возле кровати не зажигается, электричества нет. Повстанцы взорвали мачты электролинии. В бедной стране, где не знают моего языка, идет маленькая война». Путешествуя по нищей стране вдали от дома, неназванный рассказчик «Лихорадки» становится свидетелем политических преследований, происходящих прямо за окном отеля. Оценивая жизнь в комфорте, с определенными привилегиями, он заявляет: «Я всегда говорю друзьям: мы должны радоваться тому, что живы.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...