Алеша, Алексей… - [30]
— Хватит тебе, — смутилась Ольга.
Теперь я не жалел, что остался. Мы ели картошку и пили горячий кофе из одной эмалированной кружки. Про спирт мы забыли. Нет, не забыли, но он нам не был нужен. А те, по другую сторону перегородки, видимо, уже выпили свое, потому что оттуда доносились возбужденные голоса и беспричинный смех.
Ольга делала вид, что не слышит шума за перегородкой. Лучше бы, и правда, не слышала, потому что Бекас два раза грубо выругался. Такая у него дурацкая привычка. Зоя Маленькая как ни в чем не бывало продолжала шутить и смеяться, а Ольга поморщилась. Потом что-то случилось. Загудели голоса Морячка и Бекаса у входной двери.
— Ты чего поднялся? — спрашивал Морячок.
— Где моя шапка?
— Ты с ней разговаривай. А я ни при чем…
— Не строй из себя дурочку. Идите вы все…
Сильно хлопнула дверь. Бекас ушел.
Зоя Маленькая спросила:
— Что с ним?
— Сбрындил, — ответил Морячок.
— Ну и скатертью дорога.
Потом, вероятно, Зоя Большая стала одеваться, потому что ее подруга спросила:
— Ты-то куда?
— А зачем я здесь?
— Никуда не ходи — ты пьяная.
— Ни в одном глазу.
— Зоенька, о чем же ты? Ну, не надо плакать. Ну, ушел, и черт с ним…
— Ну, вот и эта обиделась… Что мне только с вами делать? Ольга, твой не убежал?
— Нет еще, — ответила девушка, смеющимися глазами глядя на меня.
— Значит, спать будем. Дверь не запирай — может, Зоя вернется…
Морячок и Зоя Маленькая о чем-то шептались. Зоя крикнула нам:
— Скоро вы свет погасите?
— Скоро, — откликнулся я.
— Ольга, учти, на утро свечи не останется.
— Пей, — пододвинул я Ольге стакан.
— Нужно ли? — спросила она, испытующе смотря мне в глаза.
— Нужно.
Она с сомнением покачала головой. Взяла стакан, сделала глоток, задохнулась и отвернула лицо от меня. Я понял, что она действительно не может пить.
И тут я сделал глупость: взял свой стакан и молодцевато, не морщась, выпил его до дна. Через несколько минут я был уже дураком.
— Ты куришь? — спросила Ольга. — Сверни мне.
Я стал сворачивать цигарку, пальцы не слушались, табак сыпался на пол.
— Оля, зачем тебе?
Она не ответила, взяла из моих рук табак и бумагу, неумело слепила папиросу и закурила от свечи. И тут же закашлялась.
— Как вы можете?
Ее слова показались мне очень смешными. Я стал хохотать и не мог остановиться. В голове все вертелось: и свеча, и Ольга, и стол. Вошла Зоя Маленькая в белой нижней рубашке и дунула на свечу:
— Вот вам, если сами не понимаете.
Ушла и тут же включила на полную мощность репродуктор.
— У нас тоже, — стал я объяснять, — Аграфена Ивановна… Не может без радио… Мы сколько раз ей говорили… У нее муж слепой, а прежде на генералов шил… Мундиры и тому подобное. Она хочет его крысиным ядом… Ха, ха…
А музыка была чудесная, прямо выжимала из меня слезы. Играли скрипки что-то невыносимо печальное.
— Ты только послушай, — сказал я Ольге. — Это не музыка, а настоящее убийство… Из живого человека вырезают сердце…
Все, что я говорил, казалось мне чрезвычайно значительным и умным. Ольга, вероятно, была другого мнения, потому что сказала:
— Тебе надо лечь, ты устал.
Спорить я не стал. Она была хозяйкой, и ее надо было слушаться.
Сперва была полная темнота, потом прорезалось голубое окно.
— Как затемнение, — сказал я.
— Не надо об этом.
— Вот мы и встретились, — сказал я.
— Поздно…
Что было после этого, помню только несвязными кусками. Я хотел подняться на ноги и повалился на койку. Лежал и чему-то смеялся, а Ольга расшнуровывала мои ботинки. Затем укрыла меня одеялом и села рядом. Я целовал ей руки и спрашивал:
— Ты помнишь Гимназическую? На одном доме, на углу, лицо сфинкса. Скульптура…
Невыразимо тоскливо кричала скрипка. Оля о чем-то плакала. Потом Зоя Маленькая выключила радио, и наступила тишина. Ольга легла рядом. Я обнял ее. Она крепко сжала мои руки и сказала строго:
— Лежи смирно, а то я уйду.
— Я противен тебе?
— Нисколько. Но тебе сейчас надо уснуть… Дома-то хватятся?
— Нет, дома никого нет… Оля, милая, я постыдно пьяный.
— Только, ради бога, не переживай. Спи, пожалуйста.
И я уснул. Уснул позорным пьяным сном, прижав к губам Ольгину влажную ладонь.
Утром я проснулся оттого, что кто-то гладил меня по волосам. Светало.
— Ты пойдешь на работу? — спросила Ольга.
Она поставила на стол чашку горячего кофе и кусок хлеба. Мне ничего не хотелось. Страшно болела голова.
— Тебе надо поесть. Обязательно.
— Оля, прости меня, — зашептал я. — Я вел себя как последний идиот.
— Пустяки, — проговорила она. — И не казнись, пожалуйста. Считай, что мы не встречались… Вот твои ботинки.
Ботинки были теплые — это она позаботилась поставить их на обогреватель. Морячок позвал от двери:
— Ты скоро?
— Мы еще увидимся? — спросил я Ольгу.
— Конечно, нет.
— Почему?
— Неужели сам не понимаешь?
Я немного понимал, но мне не хотелось верить этому.
— Иди, а то опоздаешь.
Я обнял ее и крепко поцеловал в губы. Она ответила мне. Последнее, что запомнилось, — какая-то непонятная, жалкая улыбка на ее лице.
— Мы еще увидимся, — сказал я упрямо.
Она отрицательно покачала головой.
На улице я спросил Морячка:
— Что произошло с Бекасом?
— Да ну его…
— Не хочешь сказать?
— Просто Зоя Николаевна ему показалась старой.
— Всерьез обиделся?
В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».
В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.
Опубликовано в краеведческом альманахе «Томская старина» № 2 (4) 1992 г.
Член Союза писателей СССР Леонид Гартунг много лет проработал учителем в средней школе. Герои его произведений — представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, работники библиотек) и школьники. Автора глубоко волнуют вопросы морали, педагогической этики, проблемы народного образования и просвещения.
Книги прозаика Л. А. Гартунга хорошо известны томичам. Педагог по профессии и по призванию, основой своих произведений он выбрал тему становления характера подростка, отношение юности к проблемам взрослых и участие в решении этих проблем. Этому посвящена и настоящая книга, выход которой приурочен к семидесятилетию писателя.В нее включены две повести для подростков. Герой первой из них, Федя, помогает милиции разоблачить банду преступников, вскрывающих контейнеры на железной дороге. Вторая повесть — о детях, рано повзрослевших в годы Великой Отечественной войны.
В центре повести Леонида Гартунга «Зори не гаснут» — молодой врач Виктор Вересов, начинающий свою трудовую жизнь в сибирском селе. Автор показывает, как в острой борьбе с темными силами деревни, с людьми — носителями косности и невежества, растет и мужает врач-общественник. В этой борьбе он находит поддержку у своих новых друзей — передовых людей села — коммунистов и комсомольцев.В повести, построенной на острых личных и общественных конфликтах, немало драматических сцен.На глубоком раскрытии судеб основных героев повести автор показывает трагическую обреченность тех, кто исповедует философию «жизни только для себя».
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.