Алексей Баталов - [7]
Одним из самых главных, на мой взгляд, баталовских артистических свершений, по-другому я и назвать-то не могу, — это великая по сдержанности тонкости и благородству роль, которую он сыграл в фильме Иосифа Ефимовича Хейфица «Дама с собачкой». Главную роль Гурова. Но нужно обязательно отметить, что это величие и благородство, естественность, простота и красота были возможны только потому, что рядом были Хейфиц и Ия Саввина, которая абсолютно гениально сыграла роль чеховской героини. Почему я говорю гениально сыграла? Потому что гениальность не определяется некой немыслимой концепцией, она заключена в природе человека. Либо она есть, либо ее нет.
Дама с собачкой
Зонтик для новобрачных
И вот когда Анна Сергеевна уезжает из Ялты и Гуров ее провожает, Ия Саввина делает один такой жест. Никогда не забуду — сидит, на него смотрит, потом делает гениальный жест. Все. И вот это гениально! Вообще эта глубина понимания того, как устроен хороший русский человек, она сыграна Баталовым в этой картине просто абсолютно. У меня тоже было такое странное чувство. Я эту картину смотрел раз двадцать — тридцать, как-то вечером пришел и записал наизусть по кадрам. И в чем там номер вот этого устройства русского человека? Невозможно понять. Даже неловко говорить.
Потом смотришь — сначала хотел умереть как Баталов, теперь вдруг захотелось прожить жизнь, как жил Гуров в «Даме с собачкой». Потому что в ней было абсолютное отсутствие фальши и абсолютное отсутствие декламации и примитивных фокусов в изложении той или иной гуровской концепции. Концепция одна — сначала мы попадаем в жизнь, потом попадаем в тысячи сложнейших жизненных обстоятельств, проживая которые, можно быть человеком, а можно свиньей.
Скорость
И вот Баталов, проживая жутко трудные обстоятельства своего героя Гурова, везде оставался человеком. Трагическим, мучающимся человеком, который находится на грани безумия. Он любит, и это очень простая и очень тяжелая вещь — безумие, приходящее от того, что любишь и не знаешь, что с этим делать, как с этим поступить. Всем людям присуще это ощущение — необыкновенно человеческого благородства проживания жизни. И теперь я думал, что хорошо бы так прожить жизнь, как прожил ее Гуров. И знаете, была странная вещь, даже совестно мне… Мне ужасно понравилось, что я русский человек. Мне очень понравилось, что я родился здесь, в России, что я сидел на «колбасе» того трамвая, а не какого-нибудь другого. И как сейчас говорят: «Надо как-то мощно попилить бюджет на миллионы миллиардов, и если их правильным людям дать, то они уже, вставив себе золотые зубы, на остаток денег что-то такое снимут, и это должны быть патриотические картины». И они сразу представляют себе, как что-то взрывается, куда-то кто-то несется на конях или же без коней, на танках и что это и есть патриотизм. Нет! Одна из самых патриотических лент — это «Дама с собачкой» Хейфица. Поскольку там чувствуется ужасная гордость за то, что ты русский, и за то, что в этой стране живешь. И за то, что здесь, в этой стране, есть такая исключительная тонкость и сложность чувств и сопереживание друг другу, и такая драма, которая, конечно же, не имеет никакого счастливого конца. Конечно, нет в нашей жизни никакого счастливого конца. Странное чувство. Как хорошо, что эта картина была. Счастливого конца нет, а то, что драма эта была в тех формах, в которых она была, — вот это и есть счастливый конец.
Это счастливое чувство того, что ты был человеком, а не свиньей. Очень важное чувство. Может быть, единственное стоящее чувство.
Баталов с Хейфицем привнесли в наш кинематограф очень серьезную и абсолютно новую вещь. Какую-то исключительно целомудренную манеру в то, как могут быть выражены человеческие чувства. Это ясная и очень скромная, очень целомудренная простота. Очень важный, при всем при том, что его как бы и не видно, невероятный исполнительский компонент. Я помню опять-таки о том трамвае, о котором мы говорили, и о Мравинском.
Мравинский был великий музыкант, дирижер. Иногда очень высокие ценители музыки его если не обвиняли, то как бы сожалели, что у Мравинского превалирует сухость. Сухостью они называли отсутствие внешней выразительности, каких-то романтических эффектов. И до Мравинского ленинградский симфонический оркестр возглавлял замечательный грандиозный дирижер Курт Зандерлинг.
И ленинградцы обожали его. И когда случилось, что Зандерлинг был немец и уехал в Германию, то пришел Мравинский, и долгое время музыкальные ценители сожалели об этом. Мравинский — да, конечно, очень благородный и выразительный дирижер, но нет той эмоциональной яркости, такого блеска, как у Курта Зандерлинга. А видимо, сменилось время. И так как Мравинский пришел в музыкальную жизнь в конце 50-х — начале 60-х годов с ясной структурной манерой, лишенной внешних эффектов, так и Баталов с Хейфицем настояли на том, что огромное количество массового зрителя с большой нежностью и сердечным сопереживанием восприняли эту манеру говорить обо всем и о любви в частности. Ну что может быть более эмоциональным и будоражащим, чем изложение любовного чувства.
