Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка - [48]

   — Александра Михайловна, товарищ Роман, вы здесь? Ох как я перепугалась.

   — Не волнуйтесь, Инесса Фёдоровна. Я вижу, дело пахнет керосином, взял нашу гостью за ручку и вывел в безопасное место. Отсюда до станции пять минут.

   — Спасибо вам, товарищ Роман. Я сама провожу Александру Михайловну. А вы уж будьте так добры, вернитесь в школу, утихомирьте их.

   — Да уж, пожалуй, гам нужнее. От взбунтовавшейся черни всего можно ожидать.

   — Ещё раз большое вам спасибо, товарищ Роман.

   — Да не за что. До свиданьица.

   — Кто это? — спросила Александра, когда «товарищ Роман» скрылся из виду.

   — Наш самый надёжный товарищ, Роман Вацлавович Малиновский[21].

Едва они взошли на перрон, как подошёл парижский поезд.

   — До свидания, Инесса Фёдоровна! — крикнула Александра с вагонной площадки. — Спасибо вам за всё и не гневайтесь на меня. — Александра вдруг расплакалась. — До слёз обидно, что российский пролетариат ещё не дорос до осознания пролетарской точки зрения на половой вопрос, — сморкаясь и вытирая слёзы, проговорила она.

   — Александра Михайловна, милая, не расстраивайтесь. Я уверена, что всё уляжется. Нет худа без добра. Сегодняшний бунт нас с вами многому научил. Надо забыть личные обиды и вместе работать, много работать, прежде чем мы преодолеем отсталость русских рабочих.

Когда поезд тронулся, на глазах Александры опять появились слёзы, но, не вытирая их, она замахала своим заплаканным платочком.

Инесса махала ей в ответ, пока поезд не слился с горизонтом.

Направившись к выходу в город, она увидела спешащего ей навстречу Ленина.

   — Инесса, ты здесь? Слава Богу! Я так беспокоился! Прибегаю в школу, там бунт, тебя нет, неизвестно, где тебя искать. Ну и наделала там делов эта Коллонтайша! Сейчас надо срочно вернуться туда и утихомирить их, пока соседи не вызвали полицию.

   — Ах, Володя, опять ты куда-то торопишься. Посмотри, какой сегодня чудный день! Раз уж мы сейчас вдвоём, пойдём в лес faire lamour на природе.

   — Прямо сейчас? А кто же бунт будет подавлять?

   — Там Малиновский. Он справится без нас. Ты слышишь этот колдовской запах весны? Это волшебное пение птиц! Нежное журчание реки Иветт!.. Вот по этой тропинке. Видишь, какая славная полянка и никого вокруг! Садись на траву. Поцелуй меня. Крепче. Ещё крепче...

   — Кстати, Инесса, a propos поцелуев. В тезисах своей брошюры ты пишешь, что даже мимолётная страсть и связь поэтичнее и чище, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов. Но логично ли такое противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить... что? Казалось бы: поцелуи с любовью? А ты противопоставляешь мимолётную страсть. Почему мимолётную? Почему страсть, а не любовь? Выходит, по логике, будто поцелуи без любви, мимолётные, противопоставляются поцелуям без любви, супружеским... Странно. Для программной брошюры не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский пошлый и грязный брак без любви — пролетарскому гражданскому браку с любовью? С непременным добавлением, что и мимолётная связь-страсть может быть грязная, может быть и чистая. У тебя же вышло противопоставление не классовых типов, а что-то вроде казуса, который возможен, конечно. Но разве в казусах дело? Если брать тему: индивидуальный случай грязных поцелуев в браке и чистых в мимолётной связи, — эту тему надо разработать в романе, а не в брошюре, ибо тут весь гвоздь в индивидуальной обстановке, в анализе характеров и психики данных типов... Инесса, ты меня слушаешь? Ты что, уже разделась? Но здесь же муравьи!

ИНТЕРЛЮДИЯ

Ницца. Жаркое лето 1911 года. У Александры инкогнито гостит Бернард Шоу. В его объятиях ей не спится. Мучают кошмары. Под утро она задремала. Шоу превратился в мисс Годжон. Но говорит Годжон почему-то по-французски. Жалуется на дороговизну. Шура идёт с ней на Сенной рынок. Уговаривает домохозяек не покупать продуктов. Громит прилавки. С одного петербургского рынка она попадает на другой. Мелькают крытые павильоны: Мальцевский, Кузнечный, Ситный, Андреевский, Стеклянный. Везде Александра агитирует по-французски. Толпа женщин идёт вслед за ней по Невскому. Вдруг Невский превращается в Елисейские поля. Вся улица запружена домохозяйками-менажерками. Впереди — Александра с развевающимся трёхцветным знаменем, левая грудь её обнажена, вознёсшаяся над толпой, минует она Триумфальную арку.

Александра просыпается. Шоу приносит ей утреннюю газету. «В Париже забастовка менажерок», — кричат заголовки.

С первым же поездом Александра бросается в Париж и становится во главе стачки.

С её приездом забастовка приобретает более организованный характер. Напуганное правительство вводит ограничения на рыночные цены и закупает у Аргентины крупную партию дешёвого мяса.

Успех забастовки сделал Александру знаменитой. Слава «Жореса в юбке» прокатилась по всей Европе[22]. Социал-демократические комитеты всех стран наперебой приглашают её к себе, но она предпочитает быть там, где труднее. Бельгийские шахтёры объявляют забастовку, и поезд уже мчит Александру в Боринаж: надо поддержать боевой дух шахтёров. Три недели колесит Александра по городам и весям Бельгии. За двадцать один день — девятнадцать выступлений. О том, что шахтёры одержали победу, она узнает уже в Берлине, читая газету в кафе на Унтер-ден-Линден. От радости защемило сердце, и она громко разрыдалась, не обращая внимания на чопорных соседей.