Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый - [4]

Семья Зиновьевых была самой многочисленной. Её состав тоже был переменным. Александр Яковлевич Зиновьев и Аполлинария Васильевна Смирнова вступили в брак в 1909 году. В 1910-м родился их первенец Михаил. В 1915-м — дочь Прасковья. В 1919-м — Анна. В 1922-м — Александр. В 1924-м — Николай. В 1926-м — Василий. В 1928-м — Алексей. В 1931-м — Владимир. Последней родилась дочь Антонина в 1935-м. Кроме них в доме до своей смерти в 1938-м жила немощная мать Александра Яковлевича — Прасковья Прокопьевна. В 1933-м перебрался в Пахтино доживать свой век отец — Яков Петрович, уже полупарализованный старик, с миром отошедший в вечность в 1936-м.

Сам Александр Яковлевич постоянно не жил с семьёй. Как и большинство мужчин Чухломского края, он был мастеровым и с юности жил между деревней и городом. По бедности почв и ограниченности пахотных угодий земледелие здесь исторически было слабо развито. Для прокорма семей мужчины шли в Кострому, Ярославль, Москву, Питер. Этому способствовало и то, что до отмены крепостного права большинство из них относилось к сословию государственных крестьян (в том числе, как установили специалисты Государственного архива Костромской области, и предки Зиновьева, первые документальные сведения о которых датируются серединой XVIII века). В отличие от помещичьих крестьян, они считались лично свободными, хотя и прикреплёнными к земле. Обладали юридическими правами, имели возможность заключать сделки, вести розничную и оптовую торговлю, открывать производство. После 1861 года они активно включились в жизнь капиталистической России. Чухломские мастера славились своим искусством и добросовестностью. Они знали грамоту, мало пили и умели работать. Их ценили. Многие из них имели хороший достаток, держали артели, владели несколькими домами. У тех же Смирновых, родителей матери, в революцию пропало двести тысяч рублей капитала, дома в Петербурге и в Лихачёво (его конфисковали несколько позже, в годы коллективизации — это был самый большой дом в деревне, почти пятьсот квадратных метров, в нём разместилась потом деревенская больница, прозывавшаяся между людьми «смирновской» аж до середины 1950-х).

Александр Яковлевич промышлял вместе с отцом в Москве. В советское время в анкетах профессию отца Александр Александрович указывал несколько уничижительно — «маляр». Действительно, после революции Александр Яковлевич по большей части занимался отделочными работами, изготовлял трафареты. А в юности они с отцом именовались «богомазами», в составе художественной артели занимались росписью храмов. Был он даже замечен кем-то из художественно-промышленного училища и имел шанс получить профессиональное образование, но обстоятельства не сложились. К искусству же был неравнодушен всегда. И в деревню, приезжая проведать семью, неизменно привозил карандаши, краски, бумагу для рисования. Ими всецело завладевал Александр. Страсть к рисованию перешла и в следующее поколение Зиновьевых: с изобразительным искусством связали свою жизнь дочери Александра Зиновьева — Тамара и Полина.

Когда у Александра Яковлевича подрастали сыновья он, по традиции, забирал их к себе в Москву. Он имел московскую прописку, и это в известной степени спасло семью от раскулачивания и гибели. В 1930-м из Пахтино уехал Михаил. В 1933-м — Александр. В 1936-м — Анна и Николай. В 1931-м — вышла замуж и уехала в Ленинград Прасковья. Впрочем, на летнее время дети приезжали помогать матери в деревню. Отец, напротив, в Пахтино обычно бывал зимой, когда ремонтный сезон в городах затихал. Жизнь семьи была динамичная, трудовая.

Дом Зиновьевых был ещё совсем новый. Большой, вместительный. Его строили в конце 1900-х годов, после того как сгорел прежний. По местным правилам он был возведён на высоком подклете. Пять окон в узорных наличниках выходили на главную улицу. С правой стороны — крытое крыльцо с лестницей. Жилая часть, в которую попадали из сеней, состояла из просторной гостиной с прихожей, отделённой перегородкой; кухни с русской печью; большой и светлой, в три окна, горницы, где спали взрослые, и детской. На границе между горницей и детской стояла голландская печь, выложенная изразцами. Из кухни был ход под пол, где хранились припасы. Ходить там можно было в полный рост, не пригибаясь.

Умелыми руками мужчин дом был отделан на городской манер. Стены обшиты фанерой и выкрашены. Под потолком — яркие лампы. На стенах — привезённые из города картины, литографии и, конечно, иконы. Икон много, хорошего письма. Был среди прочего и портрет государя. Александра Второго. Висел долго ещё и после революции. Вся мебель — стол, стулья, буфет, комод, даже диван — выстроена самостоятельно по городским образцам. Нарядные кружевные салфетки, скатерть, наволочки, покрывала с подзорами — не покупные, сплетены и вышиты хозяйкой. Мать содержала дом в идеальном порядке и чистоте. К этому приучала и детей. Да и как иначе? При таком количестве обитателей дом давно бы превратился в сарай, если бы не было за ним строгого ухода.

Из сеней можно было пройти на хозяйственную половину, в так называемую повить, где хранилось сено, инструменты, а внизу — хлев для скота (корова, овцы, свиньи) и курятник. К этой же части примыкала избушка, которой пользовались, когда вымораживали из избы вредных насекомых, обустраивавшихся в человеческом жилье в тёплое время. Когда наступали морозы, вся семья перебиралась в избушку, печь в доме гасилась, и недели две дом выстуживался от паразитов.