Александр Суворов - [86]

— Капрал!

— Здесь!

— Долга ль дорога до месяца?

— Два суворовских перехода, госродин капрал!

Ваньтя сорвал шапку с головы и ударил о землю.

— Эх, Ваньтя, не догадался! — кричали молодые солдаты. — Поднапрись, Ваня…

— Погоди, постой, товарищи! Дедушка, загадывай еще, ну-ка!

— Ваньтя!

— Здесь, господин капрал!

— Когда вода дорога?

— Когда пить захочется, господин капрал!

Солдаты захохотали.

— Оно хоть и не так, а верно. Вода на пожаре дорога… Где железо дороже золота?

— На войне, дедушка!

— Молодец! Из тебя толк будет.

— А ты еще ему скажи, когда и Суворову «не могу знать» можно ответить, — посоветовал кто-то.

— Бывает, что и так.

— Когда же это, дедушка?

— А вот Суворов спросил однажды солдата: «Что такое ретирада?» А «ретирада», надо тебе, хлопец, знать, означает отступление. Всем известно, что Суворов отступать не любит. «Что есть ретирада?» Солдат, глазом не моргнув, отвечает: «Не могу знать!» Суворов инда подпрыгнул. «Как?» — «Да так! У нас в полку такого слова нет». Суворов, прямо как рафинад в чаю, растаял. «Хороший полк!» — говорит. Обнял и поцеловал солдата. Если тебя Суворов спросит: «Что такое сикурс?» (значит «прошу помощи») или: «Что есть опасность?» — смело отвечай: «Не могу знать. У нас в полку такого слова нет!»

«Словесное поучение» командиры знали наизусть. Оно кончалось словами: «Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры! Какой восторг!»

После этого подавалась команда: «К паролю!»

По отдаче пароля, лозунга и сигнала следовала «хула или похвала вахт-параду», то есть разбор только что законченного учения, и все завершалось громогласно словами командующего вахт-парадом:

«Субординация, послушание, дисциплина, обучение, порядок воинский, чистота, опрятность, здоровье, бодрость, смелость, храбрость, победа, слава!»

Труднее, чем с солдатами, обстояло дело с офицерской молодежью. Армия выросла, требовала больше командиров. Гвардия в начале службы Суворова могла быть рассадником командования для полевых войск. Теперь, избалованная, распущенная, гвардия только по названию и форме оставалась войском. Военный совет, предложив Екатерине передать гвардию в придворное ведомство, разгневал этим царицу. Офицерская молодежь поступала из гвардии в полевые войска, едва умея читать и писать, не зная ни уставов, ни строя. Суворов учредил в своей штаб-квартире нечто вроде курсов для повышения офицерских знаний. Сам Суворов в этой школе, напоминавшей инженерный класс Семеновского полка, с увлечением давал офицерам уроки тактики и стратегии на живых примерах своих побед.

Фельдмаршал в ссылке

Глубокой осенью 1796 года, когда уже застыли и южные реки, курьер привез Суворову из Петербурга весть: умерла Екатерина. Царем сделался Павел. Вместе с тем курьер привез фельдмаршалу много писем, среди них — несколько из-за границы и пачку иностранных газет. Письма и газеты взволновали Суворова не меньше, чем известие о смерти Екатерины и воцарении Павла.

Австрийский генерал Карачай, друг и товарищ Суворова по турецкой войне, писал из Вены о вторжении французов под командой генерала Бонапарта в Ломбардию.

9 апреля 1796 года Бонапарт вторгся в Италию через Альпы и одержал «шесть побед в шесть дней» над пьемонтскими и австрийскими войсками. Сардинский король сдался на милость победителя. Бонапарт отбросил австрийцев к реке По и продолжал стремительно их преследовать. Разбив австрийцев при Лоди, Бонапарт 15 мая вступил в Милан и написал в Париж: «Ломбардия отныне принадлежит республике».

На этом новости Карачая обрывались. В письме он льстиво прибавил, что многие видят в Бонапарте достойного противника Суворова и надеются, что русские и австрийские войска, вскоре соединясь, дадут урок молодому выскочке.

Делясь со своим штабом этими новостями, Суворов заметил с горечью:

— Для Фридриха я был молод чином, а для этого мальчика буду стар годами…

— Вы моложе нас всех, — ответил, шаркнув ногой, генерал Буксгевден, — и навсегда остаетесь юным богом войны, кумиром всех военных!

— Полотеров мне не надо! Вам бы в Питер, генерал… Да и в Питере шаркунам-придворным пришел конец. Нам от того, впрочем, не легче…

Новости из Петербурга повергли в уныние полевые войска. Павел отменил приготовления к войне с Францией. Гатчинские войска влиты в гвардию, отданную в распоряжение «гатчинского капрала» Аракчеева.

В столице введены гатчинские порядки. Екатерининских вельмож, привыкших нежиться в постели до полудня, заставили вставать пораньше: в семь часов утра им следовало уже быть во дворце. А петербургские чиновники в пять часов утра уже сидели за столами присутствий. Изданы новые правила благочиния и благоустройства: что можно делать, чего нельзя, как вести себя на улицах и дома, кому и во что одеваться. На пышные наряды и мужчин и дам объявлено гонение. Выработана форма гражданского платья. После десяти часов вечера в столице приказано гасить все огни. Боясь доносов и расправы, люди остерегались в запретное время закурить трубку от огнива.

На одних сыпались неожиданные милости, другие подвергались опале, но и те и другие часто не могли догадаться, за что.

Особенно круто и ретиво принялся Павел за военные реформы. Вводился новый военный устав, списанный Ростопчиным с прусского устава 1760 года и исправленный самим Павлом. По новому уставу сильно стеснялась власть полковых командиров; командиры дивизий, генералы превращались в инспекторов, наблюдателей за строгим применением устава. Фельдмаршалы приравнивались к простым генералам. Чтобы еще более уронить значение высшего в войсках чина, Павел сразу произвел в фельдмаршалы десяток рядовых генералов.