Александр Маккуин. Кровь под кожей - [4]

Изабеллу и Ли, аристократку с лицом средневековой святой и сына таксиста из Ист-Энда, полного, с зубами, похожими, по словам Блоу, «на Стоунхендж», связывали сложные отношения.[29] Их дружба была основана на любви к преобразующей силе моды, ее способности изменять внешность и привычный образ мыслей тех, кто кажется себе уродом, не таким, как все, – и для тех, кто не в ладах с миром. Они оба понимали, что мода – не только поверхностное явление. «Для меня метаморфоза немного похожа на пластическую операцию, только не такая радикальная, – говорил Маккуин в 2007 году. – Я пытаюсь добиться того же результата с помощью моих вещей. Но в конечном счете я работаю для того, чтобы преобразить не столько тело, сколько склад ума».[30] В конечном счете мода не спасла ни Изабеллу, ни Ли; более того, многие считают, что именно фешен-индустрия внесла свой вклад в их гибель. По словам Маккуина, Изабелла «неоднократно говорила, что мода ее убивает». Правда, затем он добавлял: «Она еще допускала, что убить можно по-разному».[31] То же самое можно сказать и о самом Маккуине.

После молитв, прочитанных Филипом Трейси, преподобным Джейсоном Ренделлом, племянником дизайнера Гэри Джеймсом Маккуином и Джонатаном Аккеройдом, исполнительным директором компании Alexander McQueen, Лондонский евангельский хор исполнил гимн «Может быть, Бог пытается что-то тебе сказать». Друзья и родственники встали для благословения. «Идите с миром, – напутствовал их каноник, – хорошего держитесь; никому не воздавайте злом за зло». Затем по проходу прошел одинокий волынщик Доналд Линдсей в сшитом Маккуином килте. Он повел процессию к выходу под звуки мелодии из фильма «Храброе сердце». После того как все вышли, к нему присоединились еще двадцать волынщиков в килтах. «Все напоминало какой-нибудь его показ, – вспоминает Эндрю Гроувз. – Мы ругались – надо же было подобрать музыку, которая нажимала на все кнопки и дергала за все струны!»[32]

Маккуина нельзя было назвать интеллектуалом; его официальное образование, мягко говоря, грешило пробелами. Однако он обладал врожденной способностью пробуждать нужные эмоции и манипулировать ими. «Не хочу великосветского приема с коктейлями; предпочитаю, чтобы на выходе с моих показов зрителей рвало, – сказал он однажды. – Люблю крайности!»[33] Его взгляды отличались оригинальностью. «Он был единственным в своем роде, и прощание стало идеальным – оно пробуждало радость и горечь», – сказала Сара Джессика Паркер после церемонии.[34] Кейт Мосс сказала просто: «Я любила его». По словам Шона Лина, Маккуин «понятия не имел, сколько народу его любит».[35] Однако нашлись и такие, кто испытывал разочарование. Некоторые чувствовали себя преданными и сердились на него. Иногда такие эмоции захлестывали именно тех, кто любил его всем сердцем. «Он – тот, кому я бы, наверное, простила все, – призналась Аннабелл Нейлсон, которая вместе с некоторыми его друзьями участвовала в организации церемонии. – Наверное, людям непростым больше прощается».[36] По его же собственному признанию, Маккуин был «романтиком-шизофреником», который часто сражался с самим собой.[37]

Творчество никогда не было для Маккуина трудным делом – он говорил, что может придумать коллекцию всего за два дня, – потому что темой всегда служила его душа, ранимая и не стесненная условностями. «Мои коллекции всегда автобиографичны, – говорил он в 2002 году, – они тесно связаны с моей сексуальной ориентацией и мирят меня с тем, какой я. Своими коллекциями я как будто изгоняю дьявола. Они связаны с моим детством, с тем, что я думаю о жизни, и с тем, как меня научили думать о жизни».[38] Его творчество, по словам Джудит Терман из «Нью-йоркера», можно рассматривать как «своего рода исповедальную лирику». «Психотерапевты, которые имеют дело с детьми, часто пользуются игрой в куклы как средством для того, чтобы добиться от них рассказов об их жизни и о чувствах, – пишет Терман. – Создается впечатление, что своеобразная игра в куклы с переодеванием была таким средством для Маккуина».[39]

Его жизнь обладает многими чертами страшной сказки или мифа. Это история о застенчивом, необычном мальчике из бедной рабочей семьи, который с помощью своего готического воображения превратился в яркую звезду на небосклоне моды – ко времени смерти, в сорокалетнем возрасте, он был обладателем 20 миллионов фунтов. Но на пути к славе и успеху он отчасти растерял свою невинность. По словам одного современника, жизнь Маккуина можно сравнить с «современной сказкой с примесью мрачной древнегреческой трагедии».[40] Нет ничего удивительного в том, что один из экспонатов его посмертной коллекции «Ангелы и демоны», изящное пальто, «сшитое из лакированных золотых перьев»,[41] намекает одновременно и на выдающегося английского резчика-декоратора Гринлинга Гиббонса, который творил свои волшебные скульптуры в соборе Святого Павла, и на миф об Икаре, которого отчаянная мечта толкнула слишком близко к Солнцу. Птицы проходят через всю недолгую жизнь Маккуина: от хищных птиц, за которыми он наблюдал в детстве с крыши многоэтажки за родительским домом, до красивых принтов ласточек, придуманных для коллекции The Birds («Птицы») (весна/лето 1995 года) под влиянием иллюстраций М. К. Эшера и одноименного фильма Хичкока. В глостерширском поместье «Хиллз» («Холмы») Изабеллы Блоу и ее мужа Детмара он учился обращаться с ястребами, пустельгами и соколами. «Он дикая птица; по-моему, он заставляет одежду летать», – говорила о своем друге Изабелла.