Александр Македонский. Сын сновидения - [4]

— Мужчины! — кричал он. — Если вы чего-то стоите, пришел час показать это! Первого, у кого хватит духу броситься вместе со мной на вражескую стену, награжу лучшим конем из царских конюшен! Но клянусь Зевсом, если увижу хотя бы одного, кто в решительный момент заколеблется, буду сечь, пока не спущу всю шкуру. Сам! Вы хорошо меня слышите?

— Слышим, владыка!

— Тогда вперед! — приказал Филипп и кивнул подручным, чтобы поднимали на канатах раму.

На полуразрушенную ударами стенобитной машины стену перебросился мост, и царь, крича, разя мечом, бросился вперед — так быстро, что было трудно не отстать. Но его воины хорошо знали, что государь всегда держит свое слово, и повалили следом всей массой, толкаясь щитами и разбрасывая в стороны защитников города, изможденных недосыпанием и усталостью. За Филиппом и его личной гвардией хлынуло остальное войско, вступая в ожесточенные схватки с последними защитниками Потидеи, которые забаррикадировали улицы и входы в каждый дом.

К заходу солнца Потидея на коленях попросила мира.

***

Когда прибыл гонец, наступила ночь. Загнав еще двух коней, с возвышавшихся над городом холмов он увидел внизу вокруг стен толчею огней и услышал торжествующие крики македонян.

Гонец пришпорил коня и вскоре уже был в лагере, где попросил отвести его в шатер к царю.

— Чего тебе нужно? — спросил его начальник стражи, судя по акценту северянин. — Царь занят. Город пал, и царь ведет переговоры с послами.

— Родился царевич, — ответил гонец.

Начальник стражи даже подскочил.

— Следуй за мной.

Государь в боевых доспехах находился в шатре, окруженный своими военачальниками. Чуть позади него сидел начальник штаба Антипатр. Прочие были представителями павшей Потидеи, которые не столько говорили, сколько слушали Филиппа — македонский царь диктовал свои условия.

Начальник стражи, понимая, что его вмешательство в данный момент недопустимо, но в то же время осознавая, что промедление с оглашением известия будет еще более непростительным, выпалил одним духом:

— Царь! Весть из дворца: царица родила тебе сына!

Потидейские послы, бледные и истощенные, переглянулись и привстали со своих скамеечек. Антипатр поднялся на ноги и прижал руки к груди, ожидая распоряжения или какого-либо слова от царя.

Филипп осекся на полуслове.

— Ваш город должен выдать нам…— говорил он как раз в этот момент и закончил изменившимся голосом: — Сына.

Послы не поняли и снова переглянулись, на этот раз побледнев от ужаса, но Филипп уже опрокинул свое кресло, оттолкнул начальника стражи и схватил за плечи гонца.

Огонь светильников отбрасывал на его лицо резкие тени, горел в диких глазах.

— Скажи мне, какой он, — велел царь тем же тоном, каким посылал своих воинов на смерть во имя величия Македонии.

Гонец в ужасе осознал, что не сможет удовлетворительно ответить на вопрос, и вспомнил лишь четыре слова, которые было велено передать. Он прокашлялся и громогласно объявил:

— Царь, твой сын — красивый, здоровый и крепкий мальчик.

— Откуда ты знаешь? Ты видел его?

— Я бы ни за что не посмел, государь. Я стоял в коридоре, как мне было велено, с плащом, переметной сумой на плече и оружием. Вышел Никомах и сказал… буквально такие слова: «Отправляйся, скачи к царю, и скажи ему, что у него родился сын. Скажи, что это красивый, здоровый и крепкий мальчик».

— Тебе сказали, похож он на меня?

Чуть замявшись, гонец ответил:

— Этого мне не сказали, но я уверен, что похож.

Филипп повернулся к Антипатру, который подошел обнять его, и в это мгновение гонец вспомнил, что, пока бежал к лестнице, услышал еще кое-что:

— Врач сказал еще, что…

Филипп резко обернулся:

— Что?

— Что царица чувствует себя хорошо, — одним духом закончил вестник.

— Когда это произошло?

— Прошлой ночью, вскоре после захода солнца. Я бросился вниз и поскакал. Я не останавливался ни на минуту, даже чтобы поесть, и только пил из своей фляги, не слезая с коня. Я слезал, лишь чтобы пересесть на другого… Я не видел, сколько было времени.

Филипп хлопнул его по плечу.

— Дайте поесть и выпить этому нашему другу. Всего, что он пожелает. И дайте ему поспать в хорошей постели, за то, что доставил мне лучшую из вестей.

Послы в свою очередь поздравили царя и попытались воспользоваться благоприятным моментом, чтобы завершить переговоры с наибольшей выгодой для себя, но тот заявил:

— Не сейчас, — и ушел в сопровождении своего начальника штаба.

Филипп тут же созвал всех командиров своего войска, велел принести вина и пожелал, чтобы они выпили с ним, а потом приказал:

— Трубите сбор. Хочу, чтобы мое войско построилось в безупречном порядке, как пехота, так и конница. Хочу, чтобы собрались все.

В лагере зазвучали трубы, и люди, уже слегка пьяные или полуголые в шатрах проституток, начали вставать на ноги, облачаться в доспехи, хватать копья и в спешке бросились строиться, поскольку сигнал трубы был равносилен голосу самого царя, кричавшего в ночи.

Филипп уже стоял на возвышении, окруженный своими военачальниками, и, когда все выстроились, самый старый воин, как обычно, выкрикнул:

— Зачем позвал нас, царь? Чего ты хочешь от своих солдат?

Филипп вышел вперед. Он был в парадных доспехах из железа и золота и длинном белоснежном плаще; на ногах сверкали поножи с серебряной чеканкой.