Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - [167]
Флот прибыл в Сузиану, и Александр решил сам спуститься к Персидскому заливу, одновременно отослать большую часть армии с Гефестионом на север. По реке Эвлею Александр намеревался добраться до моря, по нему — до устья Тигра и уничтожить шлюзы и плотины, делавшие Тигр в его нижнем течении несудоходным. Затем он собирался подняться вверх по Тигру и соединиться с Гефестионом в районе города Описа.
В конце апреля они добрались до долгожданного моря! Насколько долгожданным и желанным оно было для Таис, она поняла, когда с радостным криком понеслась в его соленые объятия, слилась с ними и пробыла в них час, пока злой Александр самолично не вытащил ее оттуда после безрезультатных призывов с берега.
— Ты совсем голову потеряла?! Ты забыла, какая ты была больная и слабая? Я не забыл, — строго отчитывал он ее, но Таис, стуча зубами и дрожа всем телом, только хлопала счастливыми глазами. — Все в меру. Да-да, — подтвердил он упрямо, когда она удивленно распахнула глаза — уж кому говорить про меру, да только не ему. — Ты похожа на кошку, свалившуюся в бочку с дождевой водой, — наконец смягчился он.
Таис с энтузиазмом закивала и заскулила от радости, потому что говорить у нее не получалось — не слушался язык, все время попадая между челюстями. Александр на глазах у всех сам растер ее, укутал в покрывало, усадил к костру и не сводил подозрительных глаз.
— Ты ненормальная, апрель, вода холодная, зачем так перетягивать тетиву?
Благоразумия самого Александра хватило ненадолго, в последующие дни они оба проводили часы в воде. Море и солнце делали чудеса; казалось, с каждой минутой в Таис прибывали силы. Ее обнаженная фигура притягивала взгляды не только Александра. Да и немудрено: она была сама женственность, которая представляется в идеале и редко втречается воочию, видение художника и поэта, мечта любого мужчины, воплощенная в жизнь.
Таис была в своей стихии и счастлива. Видя ее счастье, Александр решил углубить его. Однажды поздним утром, когда она, потягиваясь, вышла из своего шатра, вместо лагеря Таис нашла пустынный берег. Она закричала, все поняв, и услышала смех Александра.
— Доброе утро, Пирра!
— Александр! — Она кинулась со слезами радости к нему на шею.
Так начались десять дней их полного, абсолютного счастья — они остались одни на земле! Александр устроил ей этот праздник, хотя поначалу у него были другие планы — работа, как всегда, бесконечная работа. Часть людей, получив от него задания, ушла по морю к устью Тигра, часть он раскидал по окрестностям. На внушительном расстоянии расставил посты, которые оградили их от нежелательных встреч.
В их дюнном царстве минуты и часы перестали играть роль, были только рассветы и закаты, рассветы и закаты, делившие время на день и ночь. Александр никуда не торопился, но и не тяготился праздностью и ничегонеделанием. В первый раз в жизни он жил другим ритмом, без цели и планов, просто так, как жилось. Он не знал, что так можно жить и был приятно удивлен тем, что такая жизнь ему нравится. Они заплывали на лодке далеко в море, ныряли за ракушками на обед, ловили рыбу на ужин, просто рассматривали жизнь моря сквозь толщу воды. Или проводили время на берегу, гуляли по окрестностям, собирали хворост для костра, не встречая на пути никого крупнее черепашек, мышек и ужей. Неужели это было то самое состояние, о котором ему толковал Калан? Просто наблюдать небо, игру волн, ленивое движение облаков, танец колышущейся травы. Быть и ничего более?
Они лежали на дюне подобно двум ящерицам, греющимся на солнце.
— Спасибо, что ты позаботился о том, что мы здесь одни — в нашем царстве роскоши, неги и покоя, — сказала Таис и поцеловала его пахнущий солнцем, запачканный песком локоть.
Александр перевел на нее свои разноцветные коричнево-синие глаза. Карие глаза встречались у каждого второго, синие — у каждого третьего. А такие — необыкновенные и неповторимые — только у него одного.
— В каких только местах, в каких, подчас, необычных условиях я тебя не любил, но не помню, чтоб я раньше при этом так «наедался» песком и солью. — Он рассмеялся.
— Главное, чтоб ты не пресытился мною.
— Ты не из тех женщин, которые насыщают, ты из тех, которые только усиливают голод, — усмехнулся он и перевернулся на спину. После своего ужасного ранения в Индии, он не мог долго лежать на груди. — В воду? — предложил он.
— Охладиться? Или смыть песок? — кокетливо поинтересовалась Таис.
— Мне песок с твоего тела, что амброзия для богов.
Их зубы ударились друг о друга, а вкус его поцелуя напомнил Таис вкус парного молока из детства, молока, пропитанного сладкими ароматами цветущего луга, где паслась бабушкина корова. Парное молоко, пахнущее лугом, луг, пахнущий чертополохом, цветами лимонного дерева и свежим деревенским утром, утро, пахнущее свободой, легкостью и радостью первой жизни маленькой Таис, — вкус святого и вечного детства. Вот так замыкался круг — его поцелуем.
— Ты знаешь, о чем я сейчас подумала? О парном молоке. И о корове.
— Есть хочешь?
— Нет, запах твоих губ напомнил мне…
