Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - [163]

— Я приготовила тебе свадебный подарок. — Таис стала перед ним, смущенно улыбаясь.

— А-га… — Александр открыл рот и похлопал глазами, как это делал Гефестион, пародируя фессалийскую гетеру Калликсену, бывшую когда-то подругой Александра, да, видимо, и Гефестиона тоже.

Таис рассмеялась и погрозила ему пальцем, чтоб не смешил ее в такой торжественный момент. Александр кивнул и принял выражение подобострастное и тупое, типичное для старого рубаки лохага Антигена. Таис снова рассмеялась, а Александр смотрел на нее нежно.

— Я весь внимание.

— Я знаю, что у тебя есть все, что ты самый богатый человек в ойкумене, и что подарок надо делать собственными руками. Но на этот раз я не сама сделала, а купила. Это коврик. Я дарю тебе коврик. — Она развернула свой шелковый коврик у него перед ногами.

— Ты даришь мне коврик… — Александр смотрел на нее растроганно и нежно.

— Да… и себя в придачу, — прибавила она и отвела глаза.

— Моя девочка дарит мне коврик, — сказал он тихо.

— Да, он мне понравился. — Она тоже невольно переходила на шепот.

— И ты знаешь, что это теперь мой самый любимый коврик… — Он подался вперед, нашел ее руку и медленно притянул к себе. — Этот коврик мне дороже всех моих богатств, да?

— Да…

— И себя в придачу… Ты — чудо, Таис. — Он покачал головой, обнял ее за талию и захлебнулся в потоке томящей нежности.

В первые дни после свадьбы новоиспеченные молодожены поближе знакомились со своими женами, приходили в себя, трезвели и осознавали, что же это с ними произошло. Но, как нередко бывает в жизни, многие разделили мнение поэта Гиппонакта:

Два дня всего бывают нам милы жены.

В день свадьбы и в день выноса тела…

Для Александра не было секретом, что выполнение долга и получение удовольствия от жизни — вещи часто несовместимые. Ему было ясно, что представляет собой его новая жена Статира, и как будут развиваться их дальнейшие отношения. Что касалось его, он не собирался их углублять, ограничиваясь минимумом соблюдения приличий, а что касалось жен, он сразу понял, что они люто ненавидят друг друга и почему-то дружно любят его. Спрашивается, почему? Ведь он не давал им для этого никакого особого повода. Поистине, женщины странный (глупый) и загадочный (глупый) парод. Он попытался высказать эти свои соображения Таис, но она демонстративно не проявила интереса к теме.

— Об интимном и о женщинах принято судачить в мужском кругу, за вином.

— А о чем судачат в женском кругу, за рукоделием? Разве не о мужчинах? — спросил царь.

— Может быть… Но и о чувствах, о любви, — гордо ответила Таис.

Александр закусил губы и некоторое время молча наблюдал за ней.

— Детка, дай мне пяльцы в руки, мне хочется поговорить с тобой о любви. О том, что счастливая любовь подобна реке, и становится со временем многоводней, а обычная — со временем мелеет. Что любовь наполовину соткана из фантазии, что любящий видит в любимом такие его глубины, о которых тот и не догадывается сам. Что любовь — это мостик между смертным и бессмертным миром. Что она играет роль творца, исправляет человеческую натуру, а понимание любимого — это блаженство полнейшей человеческой близости…

Таис только подняла на него свои ясные глаза и одарила непроницаемым взглядом.

Александр развел руками.

Пришел Гефестион, голодный и жаждущий, и Таис пошла его кормить. Александр же направился к сидящей под деревом Геро, где та возилась с детьми. Они еще не ползали, поэтому смотреть за ними было легко. Нянька качала Лага на крохотной качельке, а Леонтиск лежал рядом с Геро и яростно грыз игрушку. Александр обожал детей. Он лег на кошму, положив голову на колени спартанки и посадил Леосика себе на живот.

— Какой мы славный мальчик, как мы улыбаемся хорошо, какие мы сладкие детки, — заговорил он умильно во множественном числе и тем дурацким тоном, которым взрослые невольно начинают разговаривать с малышами. — А где наши зубки? Ах, какие мы славные дети! Веселые дети, улыбаемся, да, тьфу на тебя, ну-ка, как мы полетели…

Ребенок, действительно очаровательный и добродушный, заливисто смеялся, заставляя всех вокруг таять от умиления. Александр сюсюкал с ним, кружил его над собой и целовал в животик.

— Поговори с Таис. Она не в духе. — Александр повернул лицо к Геро.

— Смотри, он тебя запачкает. — Геро кивнула няньке, чтобы та забрала ребенка. — Не в духе? Я ничего не заметила.

— Не в духе, — уверенно сказал Александр, — поговори, она тебя слушает, считает очень умной.

— Ах, это когда ей было 13, а мне 16 лет, я была умнее ее на целую вечность. В таком возрасте каждый год — скачок в развитии. А сейчас она меня давно перегнала.

— Однако она не в духе и сердита на меня. Какие-то у нее неправильные мысли…

— Ну, твоим женам еще нет и 20, а ей уже 30, — предположила Геро первое, что пришло в голову.

— Клянусь Зевсом, какое это имеет значение? — воскликнул Александр.

— Может, она боится, что тебе захочется чего-то свежего, что ты ее разлюбишь?

— Я?! Ты серьезно, что ли? — Он даже приподнялся от изумления и сел. — Ничего не понимаю. Но ты-то видишь, что это глупость?

— Она ревнует… — то ли спросила, то ли ответила Геро.

— Да к кому же? Ведь не к кому! — с чувством произнес Александр.