Александр Македонский. Царь четырех сторон света - [15]

Июньские события 336 г. до н. э. выглядели обнадеживающе для македонского царя. Пришли утешительные новости из Персии, что очередная вспышка придворных интриг снова увенчалась переворотом и закончилась цареубийством. Ответственным за это снова был великий визирь Багоас. На этот раз убийство привело к тому, что не осталось прямых наследников из династии Ахеменидов. Казалось, Персию снова ожидают междоусобица и анархия, отсутствие сильного правительства и воли к сопротивлению. Однако эти надежды не вполне оправдались. Багоас возвел на престол Кодомана, представителя боковой ветви династии, а тот, воцарившись под именем Дария III, начал с того, что отравил Багоаса тем же ядом, который тот применял против других. Такое начало на время прекратило всякие дворцовые интриги. Дарий III был не таким противником, которого можно недооценивать.

Между тем в Эгах, древней столице Македонии, готовилась свадьба сестры Александра Клеопатры с ее дядей, эпирским царем. Филипп хотел устроить по этому случаю пышное празднество, свидетельствующее о величии царской власти, хотел произвести впечатление на эллинов, показать, что он не просто военный деспот, но учтивый и щедрый государственный муж. Он планировал устроить множество пиров, игр, музыкальных фестивалей и «щедрых жертвоприношений». В разгар этих приготовлений молодая царица родила сына. Словно для того, чтобы подчеркнуть будущий статус новорожденного, царь назвал его Караном, в честь мифического основоположника династии Аргеадов.

Изоляция Александра при дворе стала почти полной. Среди окружения царя только Антипатр мог стать потенциальным союзником Александра. Однако вместе с родней жениха из Эпира прибывал один союзник, который в глазах Александра стоил остальных. Филипп не мог помешать приезду Олимпиады в качестве гостьи из Эпира. Александру, Антипатру и бывшей царице было о чем поговорить при новой встрече.

На второй день празднования намечались игры. С раннего утра все места в театре были заняты. Зрители увидели торжественную и величественную процессию. За статуями двенадцати богов следовала статуя самого Филиппа «в божественном обличье» – таким образом, статуи составляли «несчастливое» число тринадцать. Гости-эллины начали понимать, что эта пропаганда – не простая лесть. Наконец появился сам Филипп между двух Александров – сыном и новым зятем. Он велел придворным телохранителям идти на расстоянии, так как хотел показать, что его «хранит добрая воля всех эллинов, и он не нуждается в защите копьеносцев».

Когда царь дошел до входа на арену, молодой телохранитель извлек из-под плаща короткий клинок, бросился вперед, нанес Филиппу удар в грудь и убил его на месте. Затем убийца побежал к городским воротам, где его ждали лошади. На считанные мгновения все замерли, пораженные случившимся, потом группа молодых македонских аристократов бросилась в погоню за убийцей. Он споткнулся о корень виноградника и упал. В этот момент преследователи настигли его и пронзили копьями.

Убийцей Филиппа был один из его телохранителей, Павсаний из Ореста. За год или два до того Филипп, привлеченный необыкновенной красотой юноши, сделал его своим любовником. Когда царь поменял свою гомосексуальную привязанность, Павсаний устроил грандиозную сцену ревности новому фавориту, называя его гермафродитом и другими позорными прозваниями. Юноша доказал свою мужественность тем, что ценой собственной жизни спас жизнь Филиппа в битве с иллирийцами. Как оказалось, он был к тому же другом Аттала, на племяннице которого был женат Филипп. Аттал решил отыграться на Павсании. Он пригласил его на ужин, напоил до бесчувствия, после чего хозяин и гости надругались над несчастным юношей. Когда Павсаний пришел в себя, он отправился к царю с жалобой на Аттала. Филипп попал в трудное положение. Он не хотел давать ход делу, придумывая извинения и оправдания, и в конце концов замял этот случай, решив, что все скоро забудется. Но он ошибся.

Эта история о противоестественных связях и мести едва ли удовлетворительно объясняет мотивы убийства Филиппа. Так считали и древние исследователи. Понятно, что у убийцы были основания не любить Филиппа, но его подлинным врагом был Аттал, которого, к счастью для него, не было в это время в стране. Филипп всего лишь не совершил правосудия. Сомнительно, чтобы Павсаний убил Филиппа только по личным мотивам и не имел сообщников. Плутарх говорит, что «более всего обвиняли Олимпиаду», которая своими речами подогревала гнев юноши и будто бы подстрекала его на преступление. Надо сказать, что ее дальнейшее поведение показывает, что она могла ждать смерти мужа и при этом открыто торжествовала по поводу случившегося. Возможно, Олимпиада хотела отвести подозрения от самого Александра, которому совершенное Павсанием было выгоднее, чем кому бы то ни было. Труп убийцы был распят, и той же ночью Олимпиада возложила на его голову золотую корону. Через несколько дней она сняла тело, сожгла над прахом Филиппа и захоронила рядом. Ежегодно в годовщину убийства она совершала там обряд возлияния. Как и сын, Олимпиада не прощала оскорблений и в своем мщении проявила жестокость, достойную самых мрачных страниц Ветхого Завета.