Александр II. Весна России - [69]

Удивление Александра II было понятно. Многие российские правители приняли насильственную смерть в прошлом, однако они пали жертвой дворцовых заговоров. Никогда до 1866 г. простой подданный не осмеливался покуситься на их жизнь. Если бы нападавший был выходцем из Польши, попытка покушения была бы понята в соответствии с тем, что о поляках всегда думали как о романтиках — непоследовательных, необузданных, чуждых всякому чувству верности по отношению к русскому императору. Они не были подданными в истинном смысле этого слова, и подобное деяние, совершенное поляком, поэтому не вызвало бы большого удивления: напротив, это утверждало российского самодержца в мысли, что поляки заслуживали той судьбы, которая выпала на их долю. Однако, совершенный русским подданным, этот поступок был немыслим, если только его совершил не сумасшедший, поэтому велико было искушение объявить Каракозова психически неуравновешенным или даже безумным. Тем не менее именно император был против такого объяснения произошедшего, полагая, что должно свершиться правосудие. Каракозов и члены выданной им в конечном счете группы, к которой принадлежал и он сам, были посажены в Петропавловскую крепость, являвшуюся традиционным местом заключения для государственных преступников, находившихся под следствием. Позднее, 1 октября, Каракозов был приговорен к казни через повешение. Его товарищу Ишутину был вынесен тот же приговор, но судьба их была различной: Каракозов обратился с просьбой о помиловании, на что император ему ответил, что как христианин он его, безусловно, прощает, но, будучи также и самодержцем, он не может избавить его от наказания: Каракозов был повешен 3 октября на глазах у толпы; Ишутин же, осужденный как сообщник, который тем не менее не стрелял, узнал, уже стоя на эшафоте, что в качестве наказания ему была определена пожизненная ссылка и принудительные работы.

Преступнику, сбитому с толку интеллигенту, каковым являлся Каракозов, противопоставлялась символическая фигура человека из народа, беззаветно преданного престолу. Того, кто отвел выстрел Каракозова, звали Осип Комиссаров, по официальным данным происходивший из крестьянской семьи Костромской губернии. На самом деле он был бедным ремесленником, но, наделяя его крестьянским происхождением, легенда, сложившаяся вокруг личности случайного избавителя, подчеркивала политическое значение преступного акта, который должен был оборвать жизнь императора. Стрелявшим был представитель интеллигенции, спас же Александра II — выходец из крестьянского сословия, получившего свободу от монарха. Более того, последний был родом из Костромы и его поступок был тем более символичен (на что впоследствии неоднократно указывалось), что в 1613 г. другой костромской крестьянин, Иван Сусанин, спас родоначальника династии Романовых, Михаила, от искавших его польско-литовских войск и заплатил за этот подвиг своей жизнью. Новый Сусанин был пожалован дворянством, получив имя Комиссарова-Костромского, и везде чествовался как спаситель династии. На самом деле подобное мифотворчество было призвано стереть из памяти беспощадные слова Каракозова, обвинявшего Александра II в том, что тот предал крестьян, даровав им лишь видимость свободы.

На помощь была призвана церковь: повсюду, а в особенности в Зимнем дворце служились благодарственные молебны. В Москве толпы народа шли крестным ходом, неся перед собой чудотворную икону Иверской Божьей матери и распевая «Боже, царя храни». Десять дней спустя после покушения Святейший Синод с согласия императора принял решение, что отныне ежегодно 4 апреля во всех городах Российской империи надлежало проводить крестный ход, а на протяжении всего дня должен был раздаваться колокольный звон. Только митрополит Филарет выразил некоторое удивление обер-прокурору Синода: «Разумно ли столь торжественно напоминать народу каждый год о покушении на царя, которое всегда представлялось как нечто невообразимое?»

Возможно, Александр II вспомнил тогда своего отца Николая I, отмечавшего ежегодно разгром декабристов, собирая вокруг себя всех высших чинов армии, которые принимали участие в подавлении восстания. С одним лишь отличием: будучи демократичнее отца по натуре, Александр II хотел, чтобы это было общенародным празднованием, а не частным собранием, ограниченным кругом наиболее приближенных лиц.

За казнью Каракозова последовало время раздумий и реакции. Первый этап был посвящен выявлению причин покушения, поскольку мысль об умопомешательстве нападавшего была отброшена, а на ее место пришло представление о заговоре, или сообществе заговорщиков. Причины происшедшего, как было вскоре установлено в ходе следствия, восходили к последствиям аграрной реформы и тем иллюзиям, которые она породила: крестьяне ждали, что им дадут землю, тогда как в действительности им до сих пор приходилось отрабатывать барщину.

Огарев, друживший с Герценом с 1861 г., составил программу, на вопрос «Что следует дать народу?» отвечающую — «Землю и волю». Этот четкий и ясный ответ впоследствии дал название тайному обществу, которое зародилось в начале десятилетия под влиянием Огарева. Вместе с Герценом, Бакуниным и несколькими товарищами основатели общества грезили о революции в России, поддерживали польский национализм и были обеспокоены тем, что их надежды оказались похоронены в результате начавшихся реформ. Именно среди сочувствующих «Земле и воле» встречались молодые люди, которые жаждали для России скорейших перемен. В Москве они основали подпольную группу, целью которой являлся терроризм, направленный против крупных земельных собственников, но в первую очередь против императора. Каракозов принадлежал к части этой группы, носившей название «Ад». Покушение 4 апреля вскоре убедило Александра в том, что слухи о распространении тайных обществ и росте революционных настроений, которым он до этого придавал мало значения, на самом деле имели серьезные основания. Первым проявлением озабоченности императора стало решение начать расследование с целью распутать сети так называемого «заговора Каракозова»; результатом стал арест членов «Ада» и ликвидация организации. Дальнейшим шагом был пересмотр либеральной политики, проводимой в первой половине 1860-х гг.