Александр II. Весна России - [12]
Это повергло Николая I в недоумение, было о чем беспокоиться, ибо — и слух об этом быстро до него дошел — были сомнения в том, что юная принцесса действительно дочь Людвига II. Граф Алексей Орлов, опытный дипломат, будущий участник мирных переговоров в Париже, которому в 1839 г. было поручено сопровождать наследника по Пруссии, в завуалированной форме доложил об этих подозрениях императору, который невозмутимо ему ответил: «Сомнения насчет законности ее рождения более основательны, чем вы думаете… Но так как она признана фактически и носит имя своего отца, никто не может ничего говорить на счет этого».
Невозмутимое отношение Николая I, столь щепетильного в вопросах морали, к подозрениям относительно будущей императрицы — подозрениям, которые он считал обоснованными — кажется странным. Но можно предположить, что, не переставая беспокоиться о равнодушном отношении сына к принцессам, которые, по его убеждению, были очаровательны, и, приписывая, возможно, такое отношение петербургской страсти сына, нетерпеливо ожидая счастливого исхода путешествия, которое продолжалось уже восемь месяцев и не могло длиться вечно, Николай I предпочел довольствоваться принцессой Гессен-Дармштадтской. Он пишет об этом Орлову: «Важно, чтобы молодые люди сначала узнали друг друга…» Так можно было избавиться от неудобной фрейлины.
Впрочем, проблемы императора на этом не закончились, ибо у Александра возникла новая страсть, причем там, где этого никто не ожидал. Эпизод, о котором мы здесь расскажем, ускользнувший от внимания историков, мог бы, как и нос Клеопатры, радикально изменить судьбу Александра, а также, возможно, и России, если принять за данность идею, что личность правителя способствует определению участи его страны.
После встречи с принцессой, которую он счел, наконец, достойной звания супруги, путь великого князя лежал в Англию. Там он познакомился с совсем юной двадцатилетней королевой Викторией, и это была новая любовь с первого взгляда. Виктория тоже влюбилась в Александра. Она писала в своем дневнике: «Великий князь бесконечно мне нравится. Он искренний и веселый. В его обществе легко. Наследник просто блистает». Александр был потрясен не меньше и тут же забыл дармштадтскую избранницу, предавшись новой страсти. «Он не умеет скрывать свои чувства. Они написаны у него на лице», — писала о нем фрейлина императрицы. Так было и в Лондоне. Виктория не отступала ни перед чем, чтобы окончательно завоевать сердце русского цесаревича. Она вовлекла его в водоворот праздников, развлечений, представляя его двору в качестве того, кто будет править рядом с ней. Принц Альберт Саксен-Кобургский еще не появился тогда в ее жизни. Именно он утешал ее после этого преждевременно закончившегося романа.
А пока не наступили более мрачные времена, Александр сопровождал королеву Викторию в оперу, на всех ее прогулках, и эхо этой идиллии, о которой говорила вся Англия, наконец-то, докатилось до Петербурга. Наследник сам осторожно рассказывал своему отцу — его письма становились все реже, и Николай I жаловался на это — о том, какое удовольствие доставляет ему пребывание в Лондоне. Но на следующий день после бала, о котором королева Виктория написала в своем дневнике: «Никогда я не была так счастлива», великий князь получил от отца раздраженный совет: «Не забывать про Дармштадт», за которым последовал приказ: «Пора отправляться в Дармштадт»[29].
До государя доходили различные слухи, ибо в Петербурге, как и в Лондоне, только и разговоров было, что об «идеальной паре», но с сожалением, поскольку в России не хотели потерять своего наследника. Действительно, какая судьба ждала бы его, останься он в Англии? Он стал бы лишь принцем-консортом королевы Великобритании. Но будучи послушным сыном, великий князь тут же подчинился и взял курс на Дармштадт, где и остановился во второй раз.
Страсть, пережитая в Лондоне, заволакивалась дымкой, он вернулся к идиллии, о которой на время забыл или пренебрег. На этом жестко настаивал отец, предпочитавший дать согласие на брак, который при берлинском дворе расценивали как мезальянс, и тем самым положить конец колебаниям и безрассудствам сына. Он знал его непостоянство и ветреность, лондонский эпизод это только подтвердил. Николай пишет графу Орлову 17 мая 1839 г.: «…Да будет Богу угодно вдохновить моего сына и внушить ему достаточную прозорливость принять окончательное решение лишь тогда, когда у него будет уверенность в том, что он обеспечит свое будущее счастье и счастье империи».
Государь оказался прав: ветреный наследник забыл королеву Викторию, как только ее покинул. Мы, разумеется, не можем переписывать историю, представляя, что стало бы с Россией при Константине, младшем брате Александра, более либеральном, чем он, но и более неосторожном. И что стало бы с королевой Викторией, если бы вместо основательного принца-консорта Альберта она связала себя узами брака с великим князем, столь склонным к непостоянству.
Судьба и Николай I рассудили по-своему.
Семейное счастье
Помолвку наследника отпраздновали в Дармштадте во время его следующего там пребывания в апреле 1840 г. А 8 сентября того же года принцесса Мария Гессен-Дармштадтская торжественно въехала в Петербург. Нареченная в православии Марией Александровной, она вышла замуж за Александра 16 апреля 1841 г. Император был счастлив: ему больше не надо было бояться ни необдуманных поступков наследника, ни морганатического брака, ни того, что тот останется в Лондоне, в тени всемогущей королевы. Все это заставило его еще больше ценить юную великую княжну, шарм и внешность которой уже похвалил Орлов, находивший в ней некоторые черты императрицы. Он взял Марию Александровну под свою опеку, а это действительно требовалось, потому что двор оказал ей дурной прием. Критиковали слишком тонкие губы, недостаточно прямой нос, плохое знание французского, и уже исподтишка распространяли порочащие слухи о ее происхождении. Чтобы угомонить сплетников, Николаю I пришлось употребить власть, пригрозив высылкой из Петербурга. Они замолчали.
