Александр II - [13]

Во Франции известие о принятии Россией австрийского ультиматума было встречено с энтузиазмом. В Англии, напротив, газеты писали, что новая кампания, которая непременно поставила бы Россию на колени, была бы предпочтительнее мира. В феврале 1856 года представители великих держав собрались в Париже, чтобы урегулировать проблему. На этой конференции русские фигурировали в роли проигравших. Их задача была сродни задаче Талейрана на Венском конгрессе в 1815 году. Униженные в глазах мировой общественности, они должны были восстановить уважение к себе среди тех, кто сейчас относился к ним весьма и весьма пренебрежительно. Перед отъездом в Париж российская делегация получила инструкции всячески добиваться расположения Наполеона III, дабы свести жертвы к минимуму. Исполнителем этой деликатной и чрезвычайно трудной миссии Александр назначил графа Бруннова, карьерного дипломата, который пятнадцать лет был послом в Лондоне и до сих пор поддерживал дружеские отношения с лордом Кларендоном. Наряду с огромным опытом в сфере заключения соглашений он обладал галантными манерами и поистине дипломатической гибкостью. Он отвечал за техническую сторону переговоров, а возглавлял делегацию князь Алексей Орлов, старый соратник и доверенное лицо Николая I. Гигантского роста, худощавый, с густой шевелюрой, кустистыми бровями и седыми усами, Орлов в свои семьдесят лет представлялся несокрушимым северным колоссом в ореоле воспоминаний. Ветеран отечественной войны 1812 года, он когда-то стоял лагерем на Монмартре и входил победителем в Париж вместе с Александром I. Теперь же он вошел в него побежденным. Но не склонив голову. Едва появившись на публике, он сразу сделался объектом всеобщего любопытства. Его дагерротипы выставлялись в витринах магазинов. Уличные зеваки ежедневно поджидали его при выходе из посольства. В салонах восхищались его темно-зеленым мундиром, на котором были приколоты миниатюрные портреты Александра I, Николая I и Александра II. Графиня Стефания Таше де Ла Пажери пишет Тувенелю: «Россия все еще величественна в лице графа Орлова. Это весьма достойный представитель рода великого императора Николая». Истинный придворный, Орлов демонстрирует глубокое почтение перед Наполеоном III, не оставившее того равнодушным, ищет дружбы французских офицеров, победителей Севастополя, обнимается с генералом Канробером, проявляет холодную вежливость в общении с англичанами и не скрывает презрения к австрийцам. Посланец Вены граф де Буоль удостоился его едкой реплики: «Австрия, возможно, привыкла рассуждать о поражениях, но к России это не имеет никакого отношения… Вы говорите так, будто это вы взяли Севастополь!» Так, в ходе обмена любезностями между русскими и французами и уколами между русскими с одной стороны и англичанами и австрийцами с другой, слабел один альянс и зарождался новый – между вчерашними врагами. Орлов довольно потирал руки. Под аккомпанемент взаимных обвинений и протестов торг длился в течение нескольких недель. В конце концов, 15 апреля (3 апреля по действовавшему в России в XIX веке юлианскому календарю) 1856 года Орлов поставил свою подпись под мирным договором, если и не очень выгодным, то по крайней мере приемлемым.

По условиям этого договора Россия получала обратно Севастополь в обмен на Карс, который должен был быть возвращен Турции; она отказывалась в пользу Молдавии от своих владений в устье Дуная и, таким образом, переставала непосредственно соседствовать с Оттоманской империей; она соглашалась на нейтрализацию Черного моря; через проливы Босфор и Дарданеллы запрещался проход любых военных судов, какой бы стране они ни принадлежали; и, наконец, Россия лишалась единоличной прерогативы защиты христианского населения Турции, которая передавалась всем великим державам.

Прежде всего российскую делегацию удовлетворил дух этого документа. Между строк они прочитали обещание сближения с Францией. В самом деле, Наполеон III рассчитывал на поддержку России в осуществлении его плана объединения Италии, к которому Австрия относилась с явной враждебностью, поскольку она непосредственно или через посредство своих ставленников контролировала часть полуострова. Во время прощальной аудиенции император Франции поручил Орлову передать царю свои заверения в дружбе. И со слезами на глазах добавил: «Таково истинное желание моего сердца». В своей депеше Александру Орлов пишет: «Он (Наполеон III) надеется, что взаимная симпатия, существующая между нашими народами, еще более укрепится благодаря согласию между двумя монархами». На полях депеши Александр написал: «Все это очень хорошо, если только сказано искренне!»

Дабы положить начало новой политике, совершенно отличной от политики Священного Союза, которую проводили его дядя и отец, Александр хотел окружить себя новыми людьми. Канцлера Нессельроде, ушедшего в отставку через две недели после подписания Парижского договора, заменил горячий сторонник примирения между Францией и Россией князь Александр Горчаков.

Принадлежавший к одному из самых старинных и благородных родов страны, учившийся в императорском лицее в Царском Селе в одном классе с Пушкиным, воспитанный на латинской и французской литературе, цитировавший наизусть Светония и Вольтера, Александр Горчаков был, по свидетельству всех, кто его знал, неутомимым говоруном и чрезвычайно обаятельным компаньоном. Именно в процессе самой непринужденной беседы ему удавалось лучше всего изучить своего собеседника. Он был блестящим оратором и одновременно с этим обладал талантом комика. Английский дипломат сэр Хорас Рамболд называл его «самым остроумным и самым поверхностным человеком в империи». Талейран находил его речи «блестящими и пустыми». Виконт Мельхиор де Вог отмечал в нем «изящество и невозмутимое самодовольство». Что касается внешности, это был пятидесятивосьмилетний мужчина с гладкими розовыми щеками и блестящими озорными глазами за маленькими, круглыми стеклами очков. Одевался он старомодно, отдавая предпочтение длинным сюртукам и жилетам из толстого бархата.