Александр I - [6]
По сути дела Александр I стремился, не меняя основного направления политики Екатерины II и Павла I, к укреплению абсолютизма — такими способами, которые соответствовали бы „духу времени“. В этом и заключалась суть его заигрывания с либерализмом, присущего, впрочем, не только Александру, но и другим российским монархам. Однако он не чуждался, особенно в годы откровенной реакции, применять и „палаческие методы управления“. Одна из характерных черт российского самодержавия — его умение, в зависимости от конкретной обстановки, проводить гибкую политику, идти на уступки, приспособляться к новым явлениям и процессам в стране и использовать их в интересах укрепления своих позиций.
Вступая на престол, Александр I публично и торжественно провозгласил, что отныне в основе политики будет не личная воля или каприз монарха, а строгое соблюдение законов. В манифесте от 2 апреля 1801 г. об уничтожении Тайной экспедиции говорилось, что отныне положен „надежный оплот злоупотреблению“, что „в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона“[30]. При каждом удобном случае Александр любил говорить о приоритете законности. Населению были обещаны правовые гарантии от произвола.
Все эти заявления имели большой общественный резонанс. Идея законности, утверждения „власти закона“ была главнейшей у представителей различных направлений русской общественной мысли: Сперанского, Карамзина, декабристов, Пушкина (наиболее четко выражена эта идея в его оде „Вольность“). Для разработки плана преобразований царь привлек своих „молодых друзей“ Строганова, Кочубея, Чарторыского и Новосильцева, которые и составили его „интимный кружок“, или „Негласный комитет“. Хотя комитет и назывался „негласным“, о нем знали и говорили многие. Впрочем, и сам Александр не делал из него тайны, опираясь на него в борьбе с сановной оппозицией. „Молодые друзья“, однако, уже оставили былые республиканские увлечения и придерживались весьма умеренных взглядов, были осторожны в своих проектах и предположениях и, строя планы реформы государственного управления, рассуждая о необходимости издать „Жалованную грамоту народу“, тем не менее, исходили из незыблемости основ абсолютизма и сохранения крепостничества.
С июня 1801 по май 1802 г. комитет собирался 35 раз, но в 1803 г. после всего лишь четырех заседаний был закрыт. Александр I уже прочнее чувствовал себя на троне и не было нужды в либеральных разговорах. Хотя все дело и ограничивалось по существу этими разговорами, но они пугали аристократию екатерининских времен, окрестившую комитет „якобинской шайкой“. Повод к такому нелестному эпитету подал сам царь, в шутку называвший свой „интимный кружок“ „комитетом общественного спасения“.
„Дух времени“ выразился однако в проведенных Александром мерах, хотя и второстепенных, по такому жгучему вопросу, как крестьянский. С самого начала новый царь без какого-либо специального указа или манифеста прекратил раздачу крестьян в частные руки. Уже во время коронации в сентябре 1801 г. таких раздач не последовало „к великому огорчению многих жаждавших сего отличия“[31]. Когда один из сановников (герцог А. Виртембергский) в 1802 г. обратился к Александру I с просьбой о пожаловании ему имения, царь ответил: „Русские крестьяне большею частию принадлежат помещикам; считаю излишним доказывать унижение и бедствие такого состояния, и потому я дал обет не увеличивать число этих несчастных и принял за правило не давать никому в собственность крестьян“[32].
Это отнюдь не означало, что казенные крестьяне были вполне гарантированы от перевода их на положение крепостных. В 1810 — 1817 гг. в связи с тяжелым финансовым положением империи было продано в частные руки свыше 10 тыс. душ мужского пола; широко практиковалась сдача казенных крестьян в аренду частным лицам в Белоруссии и на Правобережной Украине (к концу царствования Александра І в аренде там числилось 350 тыс. душ). Казенных крестьян закрепощали и другими путями: например, переводили в удельное ведомство, приписывали к казенным заводам и фабрикам, наконец, организовывали военные поселения (последнее было худшим видом крепостной зависимости).
О характере мер к смягчению крепостной зависимости можно судить и по указу 1801 г. о запрещении публиковать объявления о продаже крепостных „без земли“, хотя практика такой продажи не запрещалась: в публикуемых объявлениях теперь сообщалось, что крестьянин не „продается“, а „отдается внаймы“. Указами 1808 — 1809 гг. помещикам запрещалось продавать крестьян на ярмарках „в розницу“, ссылать их в Сибирь за маловажные проступки; помещиков обязывали кормить своих крестьян в голодные годы. Ничтожные результаты дал и указ 20 февраля 1803 г. о „вольных хлебопашцах“, предусматривавший выкуп крестьян на волю по обоюдному согласию их с помещиками. Выкупная сумма была настолько высока, и сделка обставлялась такими кабальными условиями, что к 1825 г. дарованным правом смогли воспользоваться менее 0,5 % крепостных крестьян. В 1804 — 1805 гг. был проведен первый этап крестьянской реформы в Латвии и Эстонии. Реформа распространялась только на „крестьян-дворохозяев“. Они получали личную свободу без земли, которую должны были арендовать у своих помещиков за феодальные повинности — барщину и оброк. Эти меры Александра І в принципе не затрагивали прав и привилегий помещиков. Правда, указом 12 декабря 1801 г. недворянские свободные сословия — купцы, мещане, казенные крестьяне — получили право покупать землю.
Главный герой — студент ВУЗа по прозвищу Отец, дожидается в студенческом общежитии своего родного брата, который должен приехать навестить своего близнеца. От своего однокурсника Отец узнает, что по дороге брат разбился, столкнувшись с одинокой сосной, стоящей неподалеку от дороги. С его слов на месте аварии не было обнаружено ни тела брата, ни крови, ни следов его присутствия. Отец решает посетить злосчастное место и узнать подробности происшествия. Он отправляется со своим однокурсником в Кичигинский бор, где разбился брат, на место аварии.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.